С 1807 г. и вплоть до охлаждения отношений между двумя странами российский император на страницах газет представал как добродетельный человек. Например,Journal de Francfort
в марте 1811 г. сообщала, как император великодушно наградил простых людей – плотника, привратника и крестьянина 100 рублями каждого, когда они на его глазах спасли тонущего человека из Невы[617]. Подобные случаи не раз приводились в прессе.Большое внимание в периодике того времени уделялось русско-французским культурным и научным связям. Moniteur
сообщала о принятии в ряды Императорской академии наук француза[618] и о том, что французский профессор Робертсон в присутствии царской четы проводил физические опыты[619], Journal de Francfort рассказывала о том, как российский император пожаловал Орден святого Владимира аббату Сикару, знаменитому деятелю в области образования глухонемых, который отправил «своего лучшего ученика» в Санкт-Петербург для руководства институтом глухих и немых[620]. Эти заметки должны были свидетельствовать о тесных связях двух стран в области не только политики, но и общественной жизни. Всего за полгода до начала похода в РоссиюJournal de Paris сообщала о торжественном открытии в присутствии самого царя нового Царскосельского лицея для обучения знатных юношей, предназначенных к государственной статской службе[621].Накануне и во время новой военной кампании 1812–1814 гг. политика и отдельные поступки императора Александра I подвергались критике со стороны французской прессы, однако критиковали чаще не его личность, а ошибки и следование дурным советам английских агентов и собственных придворных лгунов, не возводя на основании этих фактов пространных теорий о персональных качествах императора, как это было с его отцом. Но положение несколько изменилось летом 1813 г., когда парижская печать получила рекомендации больше публиковать статей об интригах русского двора и сложном характере российского императора.