27 Такими видел в 1860-е годы Иван Аксаков Левобережную Украину и Новороссию, предлагая присоединять к их губерниям отдельные уезды юго-западного края для их «оздоровления». См.:
28 Государственная Дума, 3-й созыв: Стенографические отчеты: 1911. Сессия V. Часть I: Заседание 30,25 декабря 1911 г. СПб., 1911. С. 2745.
29 Там же. С. 2746.
30 Именно в связи с западными окраинами можно проследить, как дискурс национальной территории отражался в концепциях такого последовательного российского империалиста, каким накануне и во время первой мировой войны был П.Б. Струве. Свою статью «Великая Россия и Святая Русь» он начинает с утверждений, что «Россия есть государство национальное», что, «географически расширяя свое ядро, русское государство превратилось в государство, которое, будучи многонародным, в то же время обладает национальным единством» (Русская мысль. 1914. № 12. С. 176–180.) Именно эти цитаты часто приводятся среди доказательств того, что национальное государство и империя в восприятии русских слились. Между тем, в этой же статье Струве говорит о «национальном государстве-ядре», в котором «русские племена спаялись в единую нацию».
Он отмечает способность этого национального ядра к расширению и отличает его от расширения империи. Связь разных окраин с «государственно-национальным ядром» может быть, по Струве, «чисто или по преимуществу государственная», а может быть «государственно-культурная, доходящая в окончательном своем развитии до полного уподобления, обрусения „инородцев“». Идеал Струве, конечно, – постепенное расширение, на основе «правового порядка и представительного строя», государства-нации до границ государства-империи. Но он, во-первых, ясно видит различия между ними, и, во-вторых, осознает свой идеал как далекую перспективу. Несколько раньше, в полемике с украинским национализмом, Струве не раз использует формулу «русская Россия», имея в виду именно «общерусскую нацию»
Таким образом, даже в идеологии либерала-империалиста Струве сама идея русской национальной территории присутствует. Когда Струве переходит к формулированию задач России в мировой войне, оказывается, что на первом месте у него стоит задача «воссоединить и объединить с империей все части русского народа», то есть аннексия «русской Галичины». Здесь он, как это вообще типично для националистического дискурса органического единства, снова прибегает к метафорике оздоровления национального тела, доказывая, что присоединение Галичины необходимо для «внутреннего оздоровления России, ибо австрийское бытие малорусского племени породило и питало у нас уродливый так называемый «украинский» вопрос». Вторая задача, в точки зрения Струве, – «возродить Польшу как единый национальный организм».
И лишь третья – контроль над проливами. То есть в этом перечислении Струве на первое и второе место ставит задачи, вытекающие именно из националистического дискурса, причем не обременяет себя их подробным обоснованием как очевидные, сосредоточившись на пространных геополитических объяснениях, зачем все-таки России нужен Константинополь.
31 См.:
32 Cm.:
33
34 Впоследствии в русском дискурсе появляется тема колонизации как инструмента строительства нации в том смысле, что различия между великорусами и малорусами в новых условиях отступали на второй план, а черты общности в иноплеменной среде актуализировались. См.: