Российская империя в цвете. Места России. Фотограф Сергей Михайлович Прокудин-Горский

Но ковры здесь не только на полу и диванах, не только тканные из шерсти. Все стены и потолки дворца, все его фасады и входы, – в сущности, те же персидские, бухарские, текинские и индейские ковры своего рода. Те же фантастические арабески узоров, та же мягкая радующая глаз пестрота колера. Только ковры эти – мастерская алебастровая штукатурка, дивно вылепленная, дивно раскрашенная. Потолки – это главная красота и главная роскошь восточных дворцов и храмов. Ни один потолок не похож здесь на другой. Каждый вылеплен по-своему, нигде ровной поверхности, везде какие-нибудь глазатые круглые ячейки, альковчики, ступенчатые сводики, переплеты, решеточки, и все это словно выстлано в глубине драгоценною кашемировою шалью или сквозит зеркальными стеклами.

В стенах – ниши и шкапчики на каждом шагу и на всякой высоте. Это характерная особенность восточной комнаты, заменяющая нелишнюю меблировку. Иные шкапчики, гипсовые в мелких полочках, разделены на уютные ящички. Там ставится разная посуда и дорогие безделушки. А иногда и эти ниши, и шкапчики, и сами стены из сверкающих изразцов, расписанных в обычном пестром вкусе Востока.

Гипсовые переплеты окон тоже затейливого узора. Даже зеркала, обильно украшающие стены и большею частью вставленные в зеркальные же рамы, разделаны сверху стекла гипсовыми фигурами. Одна зала кругом зеркальная, и вы чувствуете себя, войдя в нее, будто внутри какого-то огромного граненого кристалла.

Самая парадная и самая обширная комната дворца – это тронная зала, в которой эмир принимает посольства и собирает совет; она ярко расписана красками по стенам и потолку и украшена богатыми коврами. Трон эмира – тяжелое резное кресло с тончайшею медною инкрустацией. Есть во дворце и другие характерно разукрашенные комнаты: столовая эмира, спальни, детские. В детской целый огромный стол завален кучами игрушек, очевидно, европейской фабрикации, и в стенах подряд все крошечные шкапчики с полками.

Но как ни оригинальна и ни миловидна внутренняя отделка эмирова дворца, все-таки далеко ей до настоящей восточной роскоши и настоящего восточного изя-щества каирских и стамбульских дворцов. Все-таки сейчас чувствуется, что это не обиталище какого-нибудь халифа или султана богатой и сильной страны, а жилище полукочевого хана, вождя грубых халатников и такого же халатника, как они, чуждого утонченным вкусам араба…

Мы добросовестно обегали все анфилады пустых комнат, облазали все мезонины и чердачки, все террасы и галереи дворцовых флигелей. Толпа праздных слуг всюду провожала нас. Водивший нас смотритель дворца, почтенный седой бородач, то и дело кланялся нам, прикладывая руку к сердцу, и, расставаясь с нами, извинялся в самых горячих выражениях, что перваначи-беги (нечто вроде министра иностранных дел), не предупрежденный заранее о нашем приезде, не мог распорядиться об угощении нас обычным дастарханом. Пришлось одарить русскими рублями не только дворцовых слуг, но и дворцовое начальство, которое, несмотря на сановитость свою, с большим почтением и удовольствием приняло наш скромный дар».

В Самарканде С. М. Прокудин-Горский сделал не менее выразительные снимки, чем в Бухаре. Правда, его интерес сосредоточился на древних памятниках, а вот «европейская» часть не удостоилась внимания фотографа. Зато на интересный контраст обратил внимание композитор и собиратель песен каторжан В. Н. Гартевельд, довольно интересно описавший свое посещение Самарканда:

«Тут вы уже стоите на исторической почве, где земля, может быть, оттого так плодородна, что веками удобрялась людской кровью.

Но оставим в стороне поэзию и вернемся к прозе.

Самарканд столица и главный город Самаркандской области.

Город, конечно, делится на русскую и азиатскую части, и население его равняется (около) 60 тысяч душ – 20 тысяч русских и 40 тысяч туземцев.

Климат великолепный, но летние жары достигают 40 °C в тени…

В конце февраля все уже цветет.

Растительность богатая и роскошная, и почти все русские обитатели занимаются садоводством.

Проживает здесь начальник области, и имеется, конечно, масса правительственных учреждений.

Есть Общественное собрание и городской театр.

С вокзала я проехал прямо в гостиницу (первую в городе), где драли с меня немилосердно и отвратительно кормили. Хороших ресторанов в городе нет ни одного, но зато есть недурная кондитерская, в которой кофе и пирожками я старался вознаградить себя за отсутствующий обед.

(Я, конечно, все время говорю пока о русской части Самарканда.)

Вечером я пошел в городской театр и, должен признаться, что никому не посоветую попасть в этот „Храм муз“.

Дело в том, что в январе месяце в Самарканде бывает весьма холодно, и я в театре чуть было не замерз, так как театр деревянный и, при этом, почти не отап-ливаемый. Кроме того, он построен в какой-то яме, где, как мне говорили, прежде было болото. Публика (я и еще человек тридцать товарищей по несчастью) сидела в калошах и шубах и стучала зубами все время, точно кастаньетами.