«Левее Аджи-Кабула лежит известная Муганская степь, составляющая правобережную часть Куро-Араксинской равнины. Муганская степь, слывшая когда-то прекрасной и плодородной, в настоящее время находится почти в совершенном забросе. Необыкновенное плодородие ее зависит от протекающей здесь и впадающей в Каспийское море реки Аракса, разливающейся в весеннее время на громадные пространства и несущей с собою такую массу ила, какой не содержит в себе ни одна река в мире, за исключением Нила. К сожалению, большая часть этого ценного удобрительного материала уносится безвозвратно и совершенно даром в Каспийское море. Предпринятые опыты разведения хлопка, привели специалистов к заключению, что почва Муганской степи по плодородию не уступает землям, орошаемым Нилом; ведутся большие работы по орошению и хлопководству».
На заре цивилизации разливы Нила послужили основой для создания мощного государства. Возле Аракса дела обстояли не столь успешно: освоение земель происходило за счет переселенцев, хозяйства которых только становились на ноги. Впрочем, определенные успехи были налицо, в том числе и в хлопководстве, чему наглядным свидетельством стали фотографии Прокудина-Горского. Что же касается слабой заселенности тех краев, то свое объяснение этому дал Е. Л. Марков:
«И тут, как у берегов Черноморья, приходит в голову все тот же неотвязный вопрос: да отчего же в течение целого века не завели мы здесь русских поселений? Здесь столько простора, а из России ежегодно валят толпы трудового народа, отыскивающего свободных земель, – почему бы не направить их давным-давно сюда хотя бы на государственный счет? Живые оазисы русской силы стали бы в этих окраинах гораздо более надежною охраною русских государственных интересов, чем крепости, кордоны и тюрьмы.
К сожалению, немногие высшие администраторы наши смотрели верным и твердым взглядом на водворение русского племени в присоединенных к нам инородческих землях. Относительно Кавказа это могло объясняться, кроме общих причин, влиявших на характер наших правительственных мероприятий известного времени, еще и тем обстоятельством, что нередко направление местной административной деятельности зависело от людей нерусского происхождения, имевших, быть может, свои серьезные заслуги и достоинства, но весьма естественно лишенных того чуткого национально-русского чувства, которым обладали патриоты, подобные Ермолову, и которое одно могло бы подсказать им необходимость многих мер.
Переселение русских людей в Закавказский край, точно так же как и на Черноморское побережье, не только никогда не поощрялось, но постоянно встречало до недавнего времени систематическое сопротивление в местной администрации, прикрывавшееся разного рода благовидными предлогами. Ясно, что тут сказывался инстинктивный дух отпора коренных закавказских племен, боявшихся уступать русской силе частицу своего местного значения и неизбежно влиявших, разумеется, на многочисленных официальных деятелей из их же среды. Это естественное стремление каждой этнографической силы отстаивать пределы свои от вторжения других сил нисколько не удивительно и не предосудительно для нее самой и только указывает на ее живучесть. Но это тем не менее очень плохое оправдание для представителей собственно русской государственной идеи. Тем более, что удались же попытки, например, немецкого племени водворить на Кавказе свои колонии. <…>
Если бы не совершенно случайное обстоятельство, – именно, насильственная ссылка за Кавказ целыми толпами и в течение долгих лет наших наиболее преследуемых сектантов, духоборцев, скопцов, молокан, субботников, начавшаяся еще при императоре Николае, то, конечно, мы до сих пор не увидели бы ни одного чисто русского поселка ни в одной из закавказских губерний. Эти же глубоко русские люди, настолько стойкие характером, что ради своих убеждений решились подвергнуться изгнанию из своей родины, – к счастью, прочно водворили русскую народную силу хотя в тех немногих уголках, где им пришлось угнездиться. Зато армянская народность была гораздо счастливее русской и нашими собственными стараниями достигла господствующего положения во всем Закавказье, особенно же в южных окраинах его и в городах Грузии».
Старинный дом в скале на левом берегу реки Куры. Тифлис. 1912 г.
Дом чайного мастера, китайца Лау-Джень-Джау. Чаква 1912 г.
Вид на реку Куру с горки Ликаны. Боржом. 1912 г. (предположительно)
Ботаническое ущелье. Тифлис. 1912 г. (предположительно)
Общий вид Дабского монастыря. [Георгиевская церковь в селе Даба.] 1912 г.
Пристань Гагры. Кутаисская губерния. 1912 г.
Глава пятая
Путешествие по местам сражений Отечественной войны 1812 года
Памятник войны 1812 года на площади около Николаевского собора. Полоцк. 1912 г.