Российские Колумбы

Каждый приезжающий в партию обращал внимание на могилу. Она выделялась на равнинной поляне, которую мы использовали для посадки вертолетов (для вертодрома). Никто ничего не знал о затерявшейся могиле, только рыбаки рассказывали о захоронении какой-то Белой упряжки.

Однажды на берегу озера мы увидели чум и огромное пасущееся вокруг него стадо оленей. У чума сидел на оленьей шкуре мальчик. Из-под полинявшей кепки неопределенного цвета торчали черные упругие волосы. В чуме у костра сидела красивая молодая женщина, кормившая грудью ребенка. Смуглый цвет лица, растерянная робкая улыбка и недоумевающий взгляд слегка раскосых глаз придавали эвенкийке особую обаятельность.

Когда я заговорил о таинственной Белой упряжке, у женщины моментально исчезла улыбка, лицо вытянулось и побледнело.

Даже лохматый, черный с белыми пятнами пес, до этого спокойно лежавший у костра, приподнялся, злобным взглядом окинул меня и ленивой походкой удалился из чума, провожаемый задумчивым взглядом эвенкийки.

 Однажды на берегу озера мы увидели чум

Женщина рассказала, что звали Белую упряжку Никанором, но немногие знали его настоящее имя и фамилию. С малых лет Никанор начал заниматься охотой, завел отличнейшую упряжку из белых собак. Родословная собак тянулась десятилетиями. Сначала говорили: «Никанор едет на белой упряжке», а потом так и стали называть заядлого охотника Белой упряжкой.

Однажды Белая упряжка возвращался с охоты через Енисей и попал в трещину. Четыре собаки оторвались и убежали в село, остальные вместе с Никанором и нартами оказались в воде.

Сельчане догадались, в чем дело, приехали и спасли охотника, но собак, которые были в трещине, использовать больше не пришлось. С тех пор у эвенка появились и разномастные собаки, но имя Белая упряжка так и осталось за охотником.

Прошлой зимой поехал Никанор охотничать на песцов. Развиравшаяся метель захватила его в тундре. Несколько дней не унималась снежная пурга. Через четыре дня прибежали пестрые собаки. Хозяина с нартами не было, не вернулись и четыре белые собаки.

Весной его напарник поехал снимать капканы и закрывать «пасти» и увидел едва заметную, торчащую из снежного сугроба палку. Подъехав ближе, он обнаружил замерзшего Никанора с белой упряжкой, занесенного толстым слоем снега.

Чум наполнился тихим посапыванием уснувшего у груди матери младенца. Клубком вкатился белоснежный щенок, смоляным носом обнюхал лежащие на полу бакари[5] и оленьи шкуры. Вошел мальчик, за ним вбежала огромная лохматая белая собака с щенятами.

Женщина молча наблюдала за располагавшимся на старенькой малице[6] белым семейством любимых собак. Юный эвенк, щуря глаза и закусывая добела губы, вымолвил:

— Никанор — Белая упряжка — это наш папа.

НЕПРИЯТНЫЙ ОПЕКУН

По тревожному лицу радистки я понял, что радиограмма не из приятных. «Потерялся бригадир Морозов, — сообщали строители. — Ведем поиски. Просим оказать помощь». Случилось это в 300 км от города Игарки на восток, где нет никаких сел и деревень.

И вот над тундрой закружились самолеты, вертолеты. По разным маршрутам пошли специальные отряды. В небе одна за другой вспыхивали ракеты.

А произошло вот что. Бригада строителей, возглавляемая Геннадием Морозовым, вышла на новый участок работ, где им предстояло построить вышку для геодезических измерений. С тяжелыми рюкзаками по нехоженой лесистой местности люди продвигались очень медленно. Впереди шел Геннадий. Незаметно он оторвался от бригады. «Построю эту вышку и поеду в отпуск домой, наберу подарков сестренкам, братишкам, — мечтал бригадир, — племянник просил привезти медвежонка, но что ж сделаешь, коли не было в этом году сними встреч». Надвигались мрачные осенние тучи. Потом заливало лицо. Множество писклявых однотонных комариных голосов сливалось в единый продолжительный гул. Приостановившись, Гена обратил внимание на огромный муравейник. Почти метровый холм, аккуратно сложенный из темно-желтой хвои, имел несколько свежих вмятин. Муравьи закрывали все отдушины, тщательно готовясь к дождю.

— Наконец-то приплелись, — возмущаясь, проворчал Гена об отставшей бригаде в ответ на послышавшийся шорох. Но, раздвигая заросли густых лиственниц, тяжело дыша, показался не коллега, а… медведь. Остановился. Его добрые глаза в упор смотрели на пришельца. Леденящий холодок пробежал от приподнявшихся под капюшоном волос до пяток. Пять метров разделяло деревенеющих от взаимного страха двух живых существ. Геннадий вскинул ружье, медведь встал на дыбы, но выстрела не получилось — осечка. Морозов рванул затвор, патрон заклинило.

Бригадир не помнил, сколько времени бежал, сколько раз падал, но всякий раз, оглядываясь, он видел, что медведь следует за ним, казалось, не спеша, вразвалку, но не догоняет и не отстает. Мелкий моросящий дождь насквозь вымочил одежду. Размокшие сапоги, чавкая, утопали в ягеле. С карликовых лиственниц лавиной обрушивались крупные капли воды. Темные тучи окутали тундру, тишиной обдав бескрайние просторы.