Российские самодержцы. От основателя династии Романовых царя Михаила до хранителя самодержавных ценностей Николая I

Однако практическое подчинение всего управления диктатуре Комитета министров, выродившейся в диктатуру Аракчеева, не означало для Александра отказа от дальнейшего развития планов коренной реформы всего политического строя империи. Проделанный опыт преобразования центральных учреждений настроил Александра недоверчиво и враждебно к бюрократической централизации, устремившейся к конституционному закреплению своей силы. В ней он усмотрел наибольшую опасность для своей утопии соглашения самодержавной власти с «законно-свободными учреждениями», полноты личновластного руководства всей политической жизнью со стороны монарха с предоставлением гражданам прав политических и гарантии их личных и имущественных интересов от всякого произвола. В сотрудничестве со Сперанским, в эпоху работы его над «планом всеобщего государственного образования», мысль Александра значительно расширилась и обогатилась новыми сведениями и представлениями, так как «план» Сперанского охватывал, действительно, «всеобщее» образование государства, строя его на реформе местного управления, которого лишь увенчанием была, и то, по-видимому, не сразу, поставлена Государственная дума. Позднее – в 1816 г. – Сперанский развивает (в письмах к Кочубею и своих заметках) мысль о новом уставе для управления губерний как о задаче первоочередной, решение которой неизбежно приведет к преобразованию «внутреннего гражданского порядка» (Сперанский пришел к выводу, который цифрами обосновывал, что на дворянстве преобразованного строя, соответствующего экономическому и культурному подъему страны, не построить) и должно предшествовать преобразованиям политическим, чтобы можно было их провести в жизнь «с прочною пользою и без потрясений»; но это были лишь дальнейшие выводы из положений первоначального плана. Несомненно, что проблема децентрализации управления рано, хотя бы и в малоотчетливой форме, стала перед Александром. Несомненно и то, что много было в ней соблазнительного для его колеблющейся, ищущей мысли. Интерес к федерализму был в нем возбужден еще Лагарпом; он сказался и в их сношениях с президентом Джефферсоном, чтобы получить более отчетливое представление о политическом и административном строе Северо-Американских Соединенных Штатов. В годы «тильзитской дружбы» мысль Александра получила новый толчок в этом направлении в связи с вопросом об устройстве новых окраин империи, особенно западных – Финляндии, Литвы, Польши. Возложенная на Сперанского работа над проектом финляндской конституции стояла в прямой связи с планами общего переустройства империи. Можно с уверенностью принять «догадку» С.М. Середонина, что «Финляндии предназначалась такая же приблизительно конституция, которая вырабатывалась тогда и для всей России», тем более что на «план» Сперанского в том виде, в каком он до нас дошел, не следует смотреть как на окончательную схему ее основ. Финляндская конституция 1809 г. была в замысле Александра лишь опытом областного применения начал, на которых он собирался перестроить все свое государство. Конституция обеспечивала населению его гражданские и политические права, организовывала на автономных началах местное финляндское управление, но органы верховного управления, как разъяснял Сперанский финляндцам в 1811 г., – финляндский совет и должность генерал-губернатора, – были устроены «не по праву конституции, но по единому усмотрению правительства», а постановлениям сейма приписывалось только совещательное значение, хотя и обеспеченное конституционными узаконениями; в декабре 1811 г. в состав Великого княжества Финляндского введена и «старая Финляндия», инкорпорированная Россией при Петре и Елизавете. В то же время обсуждалось, аналогичное с финляндским, автономное устройство Великого княжества Литовского, вводилось особое управление в Тарнопольской области – восточной части Галиции, отошедшей к России по Шёнбруннскому миру 1809 г., разрабатывалось будущее устройство Молдавии и Валахии, в присоединении которых к империи были тогда уверены. Бурные годы борьбы с Наполеоном и переустройства Европы на Венском конгрессе поставили на очередь польский вопрос, давно занимавший Александра, а теперь принявший конкретные очертания. Восстановление Польши в той ее части, которая получила название царства Польского, введение в ней конституции и открытие первого польского сейма в 1818 г. были для Александра дальнейшими шагами в замышляемом им переустройстве империи. Знаменитая речь его сейму в 1818 г. была общей его декларацией о «законносвободных учреждениях» (institutions Liberales – фр. текста), которые были «непрестанно предметом его помышлений» и «спасительное влияние» которых он надеется распространить на все свои владения; в Польше их оказалось возможным ввести теперь же, потому что она к тому подготовлена организацией, ранее существовавшей в этой стране. Польша дала таким образом Александру «средство явить его отечеству то, что он уже с давних лет ему приуготовляет и чем оно воспользуется, когда начала столь важного дела достигнут надлежащей зрелости». Александр призывает поляков раскрыть на деле консервативную, охранительную основу «законно-свободных учреждений», принципы которых напрасно смешивают с революционными, тогда как они, если осуществлять их разумно и добросовестно, «совершенно согласуются с порядком». Конституционная организация Польши, подобно финляндской, была для Александра шагом к все тому же преобразованию империи. Первой мерой к этой более общей цели намечалось Александром (еще в «главном акте» Венского конгресса, как и в особом трактате между Россией и Австрией относительно Польши) предположенное им «дарование этому государству, пользующемуся особым управлением, внутреннее распространение, какое он найдет удобным». Под «внутренним распространением» (extension – фр. текста) разумелось определение территории Польши со стороны русской империи, так как венскими трактатами определялись только ее внешние для империи пределы. Тогда же были заключены между тремя соседними державами соглашения, которые должны были обеспечить свободу торгового обмена между «всеми областями и округами, составлявшими прежнее королевство Польское», – с пояснением: «…как оно было до 1772 г.». Очевидно, что Александр не считал территории царства Польского, как оно сложилось из отошедших под его власть земель бывшего княжества Варшавского, законченным целым, а рассматривал область прежней Польши в пределах до 1772 г., т. е. до первого раздела, как район, объединенный экономическими и культурными (польскими) интересами. Такое воззрение на земли, отошедшие к России по польским разделам, сказалось и раньше в деятельности Виленского учебного округа, под управлением князя Адама Чарторыйского (с 1803 г.), и позднее – в объединении военного управления западнорусских губерний с командованием военными силами царства Польского в руках великого князя Константина Павловича, а политического – в руках комиссара по организации царства Польского Новосильцева. Подготовлялось, не иначе, однако, как в связи с общим переустройством империи, объединение всей этой территории в одну местно-автономную область.