Читаем Российский фактор правового развития Средней Азии, 1717–1917. Юридические аспекты фронтирной модернизации полностью

Иностранные путешественники в Бухарском эмирате также обращали внимание на особенности экипировки личной охраны эмира. Американец У. Кертис, побывавший в Центральной Азии в начале XX в., прямо говорит о том, что телохранители эмира сформированы по образу и подобию казаков [Curtis, 1911, p. 123]. Датчанин О. Олуфсен, примерно в то же время также посетивший Бухарский эмират и Хивинское ханство, уточняет, что телохранители хана, ранее состоявшие из сарбазов (т. е. бухарских рекрутов), теперь преобразованы в некое подобие «черкесской гвардии» российского императора [Olufsen, 1911, p. 578]. Таким образом, можно увидеть, что истоки появления «казачьих частей» в Бухарском эмирате — это и участие русских инструкторов, и желание местного монарха до некоторой степени уподобиться своему сюзерену, императору Российской империи.

Военное дело в Хивинском ханстве, с 1873 г. также находившемся под российским протекторатом, было менее развито. Некоторые исследователи склонны считать, что уже с начала XIX в. в Хиве существовала собственная регулярная армия, характеризовавшаяся наличием детально разработанной системы званий и должностей, регулярной выплатой жалования и «социальным обеспечением» [Гул-боев, 2013; 2014а; 2014б]. Однако ни о какой «регулярности» хивинской армии говорить не приходится: ханы имели в своем распоряжении нукеров — собственных телохранителей, которые получали за службу определенные земельные наделы и привлекались для участия в боевых действиях, в остальное время занимаясь своим хозяйством [Садыков, 1972, с. 16]. Воинская повинность распространялась и на кочевые туркменские племена [Погорельский, 1968, с. 34], однако они нередко выступали не на стороне хивинских ханов, а против них.

В отличие от Бухарского эмирата, который граничил непосредственно с Туркестанским краем и был соединен с ним железнодорожным сообщением, Хивинское ханство представляло собой «отдаленный» протекторат, лишенный к тому же транспортной инфраструктуры. Кроме того, Хива была более уязвимой для проникновения европейских эмиссаров, стремившихся не допустить дальнейшего усиления России в Центральной Азии. Поэтому имперская администрация не считала целесообразным модернизировать армию Хивы по аналогии с бухарскими вооруженными силами: существовали серьезные основания, что реорганизованные хивинские солдаты могут сыграть ту же роль, какую сыграли сипаи в Индии в 1856–1857 гг. Неудивительно, что в 1873 г. тысячи хивинских нукеров были распущены по настоянию российских властей: осталось не более 2 тыс. человек, преимущественно следивших за порядком в самой Хиве [Погорельский, 1968, с. 39–40]. Уровень «военно-технического сотрудничества» России с Хивой в этот период красноречиво охарактеризовал хивинский диван-беги (глава правительства) Мухаммад-Мурад, иронично заметивший в беседе с иностранным путешественником, что после установления российского протектората у хивинцев появились ружья «тех времен, когда Наполеон шел на Москву» [Olufsen, 1911, p. 196][88]. Только ближе к концу XIX в. администрация Туркестанского края стала поднимать вопрос о вооружении хивинских нукеров. Причиной стали участившиеся выступления туркмен, вооруженных, как оказалось, английским оружием, поставлявшимся из Персии [Погорельский, 1968, с. 97–98]. В 1896 г. генерал-губернатор Туркестанского края А. Б. Вревский и начальник Амударьинского военного отдела генерал-майор М. Н. Галкин обратились в Военное министерство с предложением по созданию в Хиве милиции и вооружению ее русским оружием. В 1897 г. в Хиву было поставлено 300 винтовок, в 1904-м — еще 100 и в 1907-м — еще 300; в 1908 г. были поставлены также две пушки с комплектом снарядов [Погорельский, 1968, с. 40–41]. По-видимому, по мере все большего попадания Хивы под влияние России былые опасения имперской администрации в неблагонадежности хивинцев исчезли.

Впрочем, передачей ханским властям оружия участие России в организации военного дела в Хиве и ограничилось: милиция не была организована, поскольку российские власти не смогли решить вопрос, кто будет ее содержать, и продолжали питать подозрения по поводу лояльности нукеров. Даже в 1913 и 1916 гг., когда туркмены поднимали восстания против хана (при поддержке немецких и османских властей) туркестанские власти предпочли вводить на территорию ханства собственные войска, а не вооружать хивинских нукеров.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Синто
Синто

Слово «синто» составляют два иероглифа, которые переводятся как «путь богов». Впервые это слово было употреблено в 720 г. в императорской хронике «Нихонги» («Анналы Японии»), где было сказано: «Император верил в учение Будды и почитал путь богов». Выбор слова «путь» не случаен: в отличие от буддизма, христианства, даосизма и прочих религий, чтящих своих основателей и потому называемых по-японски словом «учение», синто никем и никогда не было создано. Это именно путь.Синто рассматривается неотрывно от японской истории, в большинстве его аспектов и проявлений — как в плане структуры, так и в плане исторических трансформаций, возникающих при взаимодействии с иными религиозными традициями.Японская мифология и божества ками, синтоистские святилища и мистика в синто, демоны и духи — обо всем этом увлекательно рассказывает А. А. Накорчевский (Университет Кэйо, Токио), сочетая при том популярность изложения материала с научной строгостью подхода к нему. Первое издание книги стало бестселлером и было отмечено многочисленными отзывами, рецензиями и дипломами. Второе издание, как водится, исправленное и дополненное.

Андрей Альфредович Накорчевский

Востоковедение
Государство и право в Центральной Азии глазами российских и западных путешественников. Монголия XVII — начала XX века
Государство и право в Центральной Азии глазами российских и западных путешественников. Монголия XVII — начала XX века

В книге впервые в отечественной науке исследуются отчеты, записки, дневники и мемуары российских и западных путешественников, побывавших в Монголии в XVII — начале XX вв., как источники сведений о традиционной государственности и праве монголов. Среди авторов записок — дипломаты и разведчики, ученые и торговцы, миссионеры и даже «экстремальные туристы», что дало возможность сформировать представление о самых различных сторонах государственно-властных и правовых отношений в Монголии. Различные цели поездок обусловили визиты иностранных современников в разные регионы Монголии на разных этапах их развития. Анализ этих источников позволяет сформировать «правовую карту» Монголии в период независимых ханств и пребывания под властью маньчжурской династии Цин, включая особенности правового статуса различных регионов — Северной Монголии (Халхи), Южной (Внутренней) Монголии и существовавшего до середины XVIII в. самостоятельного Джунгарского ханства. В рамках исследования проанализировано около 200 текстов, составленных путешественниками, также были изучены дополнительные материалы по истории иностранных путешествий в Монголии и о личностях самих путешественников, что позволило сформировать объективное отношение к запискам и критически проанализировать их.Книга предназначена для правоведов — специалистов в области истории государства и права, сравнительного правоведения, юридической и политической антропологии, историков, монголоведов, источниковедов, политологов, этнографов, а также может служить дополнительным материалом для студентов, обучающихся данным специальностям.В формате PDF A4 сохранён издательский дизайн.

Роман Юлианович Почекаев

Востоковедение