Иностранные путешественники в Бухарском эмирате также обращали внимание на особенности экипировки личной охраны эмира. Американец У. Кертис, побывавший в Центральной Азии в начале XX в., прямо говорит о том, что телохранители эмира сформированы по образу и подобию казаков [Curtis, 1911, p. 123]. Датчанин О. Олуфсен, примерно в то же время также посетивший Бухарский эмират и Хивинское ханство, уточняет, что телохранители хана, ранее состоявшие из сарбазов (т. е. бухарских рекрутов), теперь преобразованы в некое подобие «черкесской гвардии» российского императора [Olufsen, 1911, p. 578]. Таким образом, можно увидеть, что истоки появления «казачьих частей» в Бухарском эмирате — это и участие русских инструкторов, и желание местного монарха до некоторой степени уподобиться своему сюзерену, императору Российской империи.
Военное дело в Хивинском ханстве, с 1873 г. также находившемся под российским протекторатом, было менее развито. Некоторые исследователи склонны считать, что уже с начала XIX в. в Хиве существовала собственная регулярная армия, характеризовавшаяся наличием детально разработанной системы званий и должностей, регулярной выплатой жалования и «социальным обеспечением» [Гул-боев, 2013; 2014
В отличие от Бухарского эмирата, который граничил непосредственно с Туркестанским краем и был соединен с ним железнодорожным сообщением, Хивинское ханство представляло собой «отдаленный» протекторат, лишенный к тому же транспортной инфраструктуры. Кроме того, Хива была более уязвимой для проникновения европейских эмиссаров, стремившихся не допустить дальнейшего усиления России в Центральной Азии. Поэтому имперская администрация не считала целесообразным модернизировать армию Хивы по аналогии с бухарскими вооруженными силами: существовали серьезные основания, что реорганизованные хивинские солдаты могут сыграть ту же роль, какую сыграли сипаи в Индии в 1856–1857 гг. Неудивительно, что в 1873 г. тысячи хивинских нукеров были распущены по настоянию российских властей: осталось не более 2 тыс. человек, преимущественно следивших за порядком в самой Хиве [Погорельский, 1968, с. 39–40]. Уровень «военно-технического сотрудничества» России с Хивой в этот период красноречиво охарактеризовал хивинский диван-беги (глава правительства) Мухаммад-Мурад, иронично заметивший в беседе с иностранным путешественником, что после установления российского протектората у хивинцев появились ружья «тех времен, когда Наполеон шел на Москву» [Olufsen, 1911, p. 196][88]
. Только ближе к концу XIX в. администрация Туркестанского края стала поднимать вопрос о вооружении хивинских нукеров. Причиной стали участившиеся выступления туркмен, вооруженных, как оказалось, английским оружием, поставлявшимся из Персии [Погорельский, 1968, с. 97–98]. В 1896 г. генерал-губернатор Туркестанского края А. Б. Вревский и начальник Амударьинского военного отдела генерал-майор М. Н. Галкин обратились в Военное министерство с предложением по созданию в Хиве милиции и вооружению ее русским оружием. В 1897 г. в Хиву было поставлено 300 винтовок, в 1904-м — еще 100 и в 1907-м — еще 300; в 1908 г. были поставлены также две пушки с комплектом снарядов [Погорельский, 1968, с. 40–41]. По-видимому, по мере все большего попадания Хивы под влияние России былые опасения имперской администрации в неблагонадежности хивинцев исчезли.Впрочем, передачей ханским властям оружия участие России в организации военного дела в Хиве и ограничилось: милиция не была организована, поскольку российские власти не смогли решить вопрос, кто будет ее содержать, и продолжали питать подозрения по поводу лояльности нукеров. Даже в 1913 и 1916 гг., когда туркмены поднимали восстания против хана (при поддержке немецких и османских властей) туркестанские власти предпочли вводить на территорию ханства собственные войска, а не вооружать хивинских нукеров.