Читаем Российский фактор правового развития Средней Азии, 1717–1917. Юридические аспекты фронтирной модернизации полностью

Попытка создания милиции в Хиве была предпринята уже в 1917 г. военным комиссаром Временного правительства в Хиве генералом М. Мирбадаловым. Причиной стали рост революционных настроений и непрекращающиеся туркменские восстания в ханстве. Однако ни деятельность русских инструкторов, ни вооружение нукеров русским оружием не дали должных результатов: согласно отчету Мирбадалова, нукеры самовольно покидали свои посты, уходили в родные кишлаки, не заботились об оружии и даже продавали патроны [Погорельский, 1968, с. 127, 130]. А уже в 1918 г. туркменский предводитель Джунаид-хан захватил столицу ханства и стал фактическим правителем Хивы, свергнув законного хана Исфендиара. Российские представители в ханстве предпочли пойти на сотрудничество с ним — для совместного противостояния советским властям в Туркестане.

Вышесказанное позволяет сделать вывод, что военное дело в Бухаре и Хиве на рубеже XIX–XX вв. испытало существенное влияние со стороны России. Фактически изменения в организации вооруженных сил Бухары и Хивы могут быть сопоставлены с аналогичными преобразованиями в самой России несколькими веками ранее, что свидетельствует о намерении российских властей постепенно интегрировать среднеазиатские ханства в имперское политико-правовое пространство. Таким образом, преобразования в военной сфере стали одним из правовых инструментов модернизации ханств, сближения их по уровню с имперскими пограничными регионами. При этом нельзя не отметить, что российские власти в полной мере осознавали специфику политического развития каждого из государств, что и обеспечило разные подходы в организации военного дела в Бухаре и Хиве.

§ 5. Деятельность российской полиции в Бухаре в начале XX в.

Сразу можно отметить, что в центральноазиатских владениях России полицейская служба не получила значительного развития вплоть до падения империи. Даже в Казахстане, который находился в составе России с XVIII в., правоохранительную функцию осуществляли сначала представители местной администрации (окружные и волостные султаны), затем — волостные управители, подчинявшиеся в полицейском отношении уездным исправникам (см. подробнее: [Почекаев, 2017б]). Аналогичным образом, и в Русском Туркестане правоохранительные функции среди местного населения возлагались на народных судей — биев [Литвинов, 2011]. Даже в «туземной части» столицы края Ташкента поначалу полицейские функции выполняли старший аксакал («мэр»), и лишь с 1894 г. его заменил полицмейстер [Тимошевская, 2014, с. 95]. Генерал-губернаторы края, начиная с К. П. фон Кауфмана и заканчивая его преемниками начала XX в., последовательно выступали против передачи «военно-полицейских» функций охранным и жандармским отделениям [Литвинов П. П., 2014б, с. 43; Литвинов, 2016а, с. 8–9]. Лишь после революционных событий 1905–1907 гг. им пришлось рассмотреть вопрос о расширении штата городской полиции в Ташкенте [К вопросу, 1908] и согласиться на открытие там же Туркестанского районного охранного отделения и сыскных отделений (см. подробнее: [Литвинов, 2016б, с. 11; Тимошевская, 2014, с. 95]). Так что не приходится удивляться, что вопрос об организации полицейской деятельности в протекторатах не поднимался в течение длительного времени.

Тем не менее со временем необходимость в координации правоохранительной службы в Русском Туркестане и подконтрольных ему среднеазиатских ханствах стала осознаваться. В особенности это касалось Бухарского эмирата, который, в отличие от Хивинского ханства, испытал значительное влияние Российской империи по ряду направлений и, к тому же, имел достаточно протяженную общую границу с Русским Туркестаном.

По-видимому, первой российской полицейской структурой на территории Бухарского эмирата стали подразделения Жандармско-полицейского управления Среднеазиатской (Закаспийской) железной дороги, открытой в 1888 г. Особое отделение этого управления было открыто в Чарджуе, где уже располагался русский гарнизон. Поскольку полицейские чины считались, как и военнослужащие гарнизона, несущими службу за границей (в независимом Бухарском эмирате!), то им выплачивались «порционные»: офицерам — наравне с офицерами Чарджуйского гарнизона Туркестанского военного округа, а вахмистрам, унтер-офицерам и писарям — по 25 коп. в сутки [Литвинов В. П., 2014, с. 61][89]. В начале XX в., в связи с ростом беспорядков в эмирате, железнодорожные полицейские регулярно осуществляли поиск контрабандного оружия и конфисковали его [Тухтаметов, 1977б, с. 48]. К 1917 г. отделения жандармского полицейского управления Среднеазиатской железной дороги в Чарджуе и Термезе подчинялись начальнику Туркестанского районного охранного отделения [Агентурная работа, 2006, с. 362–363].

Перейти на страницу:

Похожие книги

Синто
Синто

Слово «синто» составляют два иероглифа, которые переводятся как «путь богов». Впервые это слово было употреблено в 720 г. в императорской хронике «Нихонги» («Анналы Японии»), где было сказано: «Император верил в учение Будды и почитал путь богов». Выбор слова «путь» не случаен: в отличие от буддизма, христианства, даосизма и прочих религий, чтящих своих основателей и потому называемых по-японски словом «учение», синто никем и никогда не было создано. Это именно путь.Синто рассматривается неотрывно от японской истории, в большинстве его аспектов и проявлений — как в плане структуры, так и в плане исторических трансформаций, возникающих при взаимодействии с иными религиозными традициями.Японская мифология и божества ками, синтоистские святилища и мистика в синто, демоны и духи — обо всем этом увлекательно рассказывает А. А. Накорчевский (Университет Кэйо, Токио), сочетая при том популярность изложения материала с научной строгостью подхода к нему. Первое издание книги стало бестселлером и было отмечено многочисленными отзывами, рецензиями и дипломами. Второе издание, как водится, исправленное и дополненное.

Андрей Альфредович Накорчевский

Востоковедение
Государство и право в Центральной Азии глазами российских и западных путешественников. Монголия XVII — начала XX века
Государство и право в Центральной Азии глазами российских и западных путешественников. Монголия XVII — начала XX века

В книге впервые в отечественной науке исследуются отчеты, записки, дневники и мемуары российских и западных путешественников, побывавших в Монголии в XVII — начале XX вв., как источники сведений о традиционной государственности и праве монголов. Среди авторов записок — дипломаты и разведчики, ученые и торговцы, миссионеры и даже «экстремальные туристы», что дало возможность сформировать представление о самых различных сторонах государственно-властных и правовых отношений в Монголии. Различные цели поездок обусловили визиты иностранных современников в разные регионы Монголии на разных этапах их развития. Анализ этих источников позволяет сформировать «правовую карту» Монголии в период независимых ханств и пребывания под властью маньчжурской династии Цин, включая особенности правового статуса различных регионов — Северной Монголии (Халхи), Южной (Внутренней) Монголии и существовавшего до середины XVIII в. самостоятельного Джунгарского ханства. В рамках исследования проанализировано около 200 текстов, составленных путешественниками, также были изучены дополнительные материалы по истории иностранных путешествий в Монголии и о личностях самих путешественников, что позволило сформировать объективное отношение к запискам и критически проанализировать их.Книга предназначена для правоведов — специалистов в области истории государства и права, сравнительного правоведения, юридической и политической антропологии, историков, монголоведов, источниковедов, политологов, этнографов, а также может служить дополнительным материалом для студентов, обучающихся данным специальностям.В формате PDF A4 сохранён издательский дизайн.

Роман Юлианович Почекаев

Востоковедение