Читаем Российский фактор правового развития Средней Азии, 1717–1917. Юридические аспекты фронтирной модернизации полностью

Вскоре после установления протектората России над ханствами Средней Азии (Кокандом, Бухарой и Хивой), в 1873 г. две империи попытались достичь компромисса в рамках так называемого Афганского разграничения, по условиям которого Западный Памир признавался сферой российского влияния. Однако уже в 1883 г. при подстрекательстве Англии афганский эмир захватил западнопамирские ханства Вахан, Рушан и Шугнан, а в 1891 г. на некоторые памирские территории стали претендовать и власти китайской империи Цин — также с молчаливого согласия Англии [Алексеев, 2014, с. 149; Громбчевский, 1891, с. 20–21; Захарчев, 2014, с. 17; Сергеев, 2012, с. 188; Тагеев, 1902, с. 17, 20].

В течение почти десятилетия Российская империя практически никак не реагировала на действия афганцев и китайцев, ограничиваясь формальными нотами протеста в адрес английских властей — Несмотря на то что сами памирцы неоднократно обращались к российским властям с просьбой о покровительстве с самого начала афганской оккупации[95]. Однако в 1890 г. англичане начали строительство дороги до Гильгита — только что аннексированного ими североиндийского княжества, откуда открывался прямой путь на Памир. В 1891 г. генерал-губернатор Туркестанского края барон А. В. Вревский отправил в регион отряд под командованием полковника М. Е. Ионова, которому, впрочем, было предписано лишь провести разведку. Однако, как это часто делали туркестанские военачальники, Ионов по собственной инициативе не только предпринял решительные действия по выдворению английских разведчиков из Памира, но и сам, перейдя Гиндукуш, более чем на 100 км продвинулся вглубь собственно английских владений. Годом позже, уже при поддержке петербургских и туркестанских властей, полковник Ионов во главе более многочисленного отряда (соответственно, получившего название Памирского), выбил афганцев из захваченных ими регионов Памира, заставил китайцев без боя оставить захваченные территории и уничтожил все укрепления, созданные ими [Захарчев, 2014. с. 23–24; Рудницкий, 2013, с. 181–184, 208–210]. Соответственно, с 1892 г. начинается отсчет постоянного военного присутствия Российской империи на Памире в виде существования особого Памирского поста. В течение 1892–1894 гг. Памирскому отряду удалось полностью устранить угрозу со стороны Афганистана и империи Цин и постепенно налаживать систему управления на территории бывших ханств Вахан, Рушан и Шугнан, ликвидированных афганцами во время оккупации Западного Памира.

Однако окончательно присоединить регион к своим владениям Российская империя не могла по политическим причинам: центральные имперские власти (в особенности Министерство иностранных дел) традиционно опасались враждебной реакции Англии на дальнейшее расширение российских владений в Центральной Азии [Германов, 2015]. Поэтому в 1895 г. между Россией и Англией было заключено очередное соглашение, получившее название «Памирское разграничение»: по его условиям, Западный Памир переходил под управление Бухарского эмирата, который передавал Афганистану в качестве компенсации часть своей области Дарваз [Халфин, 1975б, с. 4, 8]. Нельзя не отметить цинизм этого соглашения, поскольку Бухара и Афганистан в это время юридически считались самостоятельными государствами, тем не менее две империи приняли за них важное политическое решение, фактически поставив два эмирата перед фактом.

Как бы то ни было, Западный Памир с 1895 г. считался частью Бухарского эмирата, при этом находясь под «покровительством» российских властей, что подразумевало постоянное присутствие здесь русского гарнизона (Памирского поста) и периодический контроль действий бухарских чиновников администрацией Туркестанского края [Там же, с. 10]. Такая сложная политическая ситуация длилась до 1905 г., когда Западный Памир фактически перешел под непосредственное управление России (номинально продолжая, впрочем, считаться частью Бухарского эмирата), и именно период 1895–1905 гг. привлекает наше внимание.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Синто
Синто

Слово «синто» составляют два иероглифа, которые переводятся как «путь богов». Впервые это слово было употреблено в 720 г. в императорской хронике «Нихонги» («Анналы Японии»), где было сказано: «Император верил в учение Будды и почитал путь богов». Выбор слова «путь» не случаен: в отличие от буддизма, христианства, даосизма и прочих религий, чтящих своих основателей и потому называемых по-японски словом «учение», синто никем и никогда не было создано. Это именно путь.Синто рассматривается неотрывно от японской истории, в большинстве его аспектов и проявлений — как в плане структуры, так и в плане исторических трансформаций, возникающих при взаимодействии с иными религиозными традициями.Японская мифология и божества ками, синтоистские святилища и мистика в синто, демоны и духи — обо всем этом увлекательно рассказывает А. А. Накорчевский (Университет Кэйо, Токио), сочетая при том популярность изложения материала с научной строгостью подхода к нему. Первое издание книги стало бестселлером и было отмечено многочисленными отзывами, рецензиями и дипломами. Второе издание, как водится, исправленное и дополненное.

Андрей Альфредович Накорчевский

Востоковедение
Государство и право в Центральной Азии глазами российских и западных путешественников. Монголия XVII — начала XX века
Государство и право в Центральной Азии глазами российских и западных путешественников. Монголия XVII — начала XX века

В книге впервые в отечественной науке исследуются отчеты, записки, дневники и мемуары российских и западных путешественников, побывавших в Монголии в XVII — начале XX вв., как источники сведений о традиционной государственности и праве монголов. Среди авторов записок — дипломаты и разведчики, ученые и торговцы, миссионеры и даже «экстремальные туристы», что дало возможность сформировать представление о самых различных сторонах государственно-властных и правовых отношений в Монголии. Различные цели поездок обусловили визиты иностранных современников в разные регионы Монголии на разных этапах их развития. Анализ этих источников позволяет сформировать «правовую карту» Монголии в период независимых ханств и пребывания под властью маньчжурской династии Цин, включая особенности правового статуса различных регионов — Северной Монголии (Халхи), Южной (Внутренней) Монголии и существовавшего до середины XVIII в. самостоятельного Джунгарского ханства. В рамках исследования проанализировано около 200 текстов, составленных путешественниками, также были изучены дополнительные материалы по истории иностранных путешествий в Монголии и о личностях самих путешественников, что позволило сформировать объективное отношение к запискам и критически проанализировать их.Книга предназначена для правоведов — специалистов в области истории государства и права, сравнительного правоведения, юридической и политической антропологии, историков, монголоведов, источниковедов, политологов, этнографов, а также может служить дополнительным материалом для студентов, обучающихся данным специальностям.В формате PDF A4 сохранён издательский дизайн.

Роман Юлианович Почекаев

Востоковедение