Читаем Российский фактор правового развития Средней Азии, 1717–1917. Юридические аспекты фронтирной модернизации полностью

Еще один важный фактор, который нельзя было сбрасывать со счетов, — официальное бухарское управление на Западном Памире. Хотя уже по условиям «Памирского разграничения» 1895 г. регион признавался владением бухарского эмира, его чиновники появились в этом регионе лишь в конце 1896 г. При этом они сразу же столкнулись с проблемами в отношениях с местным населением, поскольку пытались создать здесь систему управления, суда и взимания налогов по образу и подобию существующей в эмирате, полностью игнорируя местную специфику. Российский политический агент в Бухаре В. И. Игнатьев по этому поводу уже в 1897 г. заметил, что бухарское правление после афганской тирании могло бы показаться памирцам более мягким — но при условии, что оно началось бы сразу же по изгнании афганцев. А бухарцы пришли на Памир после полутора лет фактического российского правления, неизмеримо более развитого и адаптированного к местным особенностям (см.: [Халфин, 1975б, с. 36]). Неудивительно, что как только эмир Бухары принял под свою власть Западный Памир, он начал ставить вопрос о передаче этого затратного и неспокойного региона под непосредственное управление имперской администрации. Однако угроза враждебной реакции на этот шаг со стороны Британской империи (на наш взгляд, несколько преувеличенная) заставила имперские правящие круги тянуть с решением этого вопроса почти целое десятилетие. И весь этот период (1896–1905) фактически представлял собой противостояние официальных бухарских властей в Западном Памире и начальства Памирского отряда, представлявшего здесь интересы России. Соответственно, местное население постоянно обращалось к русским с жалобами на действия бухарцев, что также заставляло вносить коррективы в имперскую политику, проводимую в регионе и даже в отношения с Бухарским эмиратом в целом. Позицию памирцев, прекрасно иллюстрирующую менталитет местного населения, отразил в своем отчете туркестанский дипломатический чиновник Половцов, командированный на Западный Памир в 1903 г. для расследования действий бухарских чиновников: «Все говорили мне, что покорили их русские, что принадлежат они русским и что они не знают, за какую с их стороны вину они отданы бухарцам» [Халфин, 1975б, с. 80].

А теперь постараемся проследить, с учетом вышесказанного, какие местные особенности Западного Памира и как именно учитывались российскими властями при выработке направлений имперской политики в этом регионе.

В первую очередь стоит остановиться на особенностях политического и административно-территориального устройства региона. Исторически он состоял из трех государств, именуемых в российской историографии ханствами или княжествами — Вахана, Рушана и Шугнана, во главе которых стояли наследственные правители — шахи («ша»). После захвата региона афганцами эти государства были упразднены, а правители оказались в изгнании. Последний правитель Вахана умер в 1893 г., не оставив наследников, зато претенденты на троны Рушана и Шугнана были живы (см.: [Лужецкая, 2008, с. 158]). Соответственно, в 1895 г. при обсуждении условий передачи Памира бухарскому эмиру российские дипломаты рекомендовали ему назначить в качестве своих наместников-беков в этом регионе именно местных династов — Тимур-шаха Рушанского и Сейид-Акбар-шаха Шугнанского. Однако эмир после долгих колебаний решил отдать наместничество в Шугнане его бывшему правителю, тогда как рушанского Тимур-шаха назначить беком отказался, заявив российским представителям, что он непопулярен среди собственных подданных [Халфин, 1975б, с. 10–11]. Полагаем, и назначение Сейид-Акбар-шаха состоялось в большей степени по настоянию российских дипломатов, поскольку он еще во времена афганской оккупации демонстрировал симпатию к России и искал ее покровительства [Громбчевский, 1891, с. 7–8][98].

Несмотря на то что бухарские власти преобразовали административно-территориальное устройство Западного Памира, а в 1897 г. объединили его в одну административную единицу под началом рушанского бека (бухарского чиновника Ишанкула), причем по настоянию русских властей [Халфин, 1975б, с. 35–36, 38][99], в российской официальной документации продолжали фигурировать Вахан, Рушан и Шугнан. Более того, в 1903 г., когда вопрос о передаче Западного Памира России, казалось, был уже решен, туркестанский генерал-губернатор Н. А. Иванов разработал проект о русском управлении на Западном Памире, в соответствии с которым он должен был быть преобразован в Памирский уезд, в составе которого предполагалось создать три волости — как раз Ваханскую, Рушанскую и Шугнанскую [Там же, с. 64]. Как видим, российские представители на Западном Памире старались учитывать местные политические традиции, в том числе и при составлении официальных нормативных актов, которые должны были регламентировать российское правление в регионе.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Синто
Синто

Слово «синто» составляют два иероглифа, которые переводятся как «путь богов». Впервые это слово было употреблено в 720 г. в императорской хронике «Нихонги» («Анналы Японии»), где было сказано: «Император верил в учение Будды и почитал путь богов». Выбор слова «путь» не случаен: в отличие от буддизма, христианства, даосизма и прочих религий, чтящих своих основателей и потому называемых по-японски словом «учение», синто никем и никогда не было создано. Это именно путь.Синто рассматривается неотрывно от японской истории, в большинстве его аспектов и проявлений — как в плане структуры, так и в плане исторических трансформаций, возникающих при взаимодействии с иными религиозными традициями.Японская мифология и божества ками, синтоистские святилища и мистика в синто, демоны и духи — обо всем этом увлекательно рассказывает А. А. Накорчевский (Университет Кэйо, Токио), сочетая при том популярность изложения материала с научной строгостью подхода к нему. Первое издание книги стало бестселлером и было отмечено многочисленными отзывами, рецензиями и дипломами. Второе издание, как водится, исправленное и дополненное.

Андрей Альфредович Накорчевский

Востоковедение
Государство и право в Центральной Азии глазами российских и западных путешественников. Монголия XVII — начала XX века
Государство и право в Центральной Азии глазами российских и западных путешественников. Монголия XVII — начала XX века

В книге впервые в отечественной науке исследуются отчеты, записки, дневники и мемуары российских и западных путешественников, побывавших в Монголии в XVII — начале XX вв., как источники сведений о традиционной государственности и праве монголов. Среди авторов записок — дипломаты и разведчики, ученые и торговцы, миссионеры и даже «экстремальные туристы», что дало возможность сформировать представление о самых различных сторонах государственно-властных и правовых отношений в Монголии. Различные цели поездок обусловили визиты иностранных современников в разные регионы Монголии на разных этапах их развития. Анализ этих источников позволяет сформировать «правовую карту» Монголии в период независимых ханств и пребывания под властью маньчжурской династии Цин, включая особенности правового статуса различных регионов — Северной Монголии (Халхи), Южной (Внутренней) Монголии и существовавшего до середины XVIII в. самостоятельного Джунгарского ханства. В рамках исследования проанализировано около 200 текстов, составленных путешественниками, также были изучены дополнительные материалы по истории иностранных путешествий в Монголии и о личностях самих путешественников, что позволило сформировать объективное отношение к запискам и критически проанализировать их.Книга предназначена для правоведов — специалистов в области истории государства и права, сравнительного правоведения, юридической и политической антропологии, историков, монголоведов, источниковедов, политологов, этнографов, а также может служить дополнительным материалом для студентов, обучающихся данным специальностям.В формате PDF A4 сохранён издательский дизайн.

Роман Юлианович Почекаев

Востоковедение