Во-первых, Ф. В. фон Мартсон по итогам действий в Хиве в очередной раз поднял вопрос перед центральными властями о присоединении ханства к России — как гарантии спокойствия на его территории. Но это предложение не встретило поддержки в Петрограде, поскольку присоединение Хивы вызвало бы очередной виток обострений с рядом мировых держав, чьи интересы затрагивали любые изменения в Средней Азии — причем не только противников России в Первой мировой войне Германии и Турции, но и союзников, в частности, Англии. Кроме того, по всей видимости, у Мартсона не было четкого плана по присоединению Хивы, и он сделал предложение под влиянием текущего момента (хотя и инициировал создание специального Хивинского комитета). Его подчиненный С. В. Чиркин отмечал, что подобная воинственная риторика совершенно не вязалась ни с личностью, ни с предыдущей деятельностью генерал-губернатора. Тем не менее, не желая рисковать, центральные власти отозвали В. Ф. Мартсона [Чиркин, 2006, с. 248–249]. Сменивший его в июле 1916 г. А. Н. Куропаткин, несмотря на свою куда большую воинственность, сумел, как мы увидим ниже, действовать в отношениях с властями более дипломатично и добиться укрепления российского контроля над Хивой даже без ее присоединения к России.
Во-вторых, важным последствием восстания в Хиве стало пребывание начальника Амударьинского отдела полковника В. П. Колосовского в ханстве уже после разгрома основной части мятежников и отмены военного положения — в мае-июле 1916 г. По-видимому, к нему, по крайней мере частично, перешли широкие полномочия А. С. Галкина, поскольку он добился отмены вывода тех российских воинских подразделений, которые еще оставались в ханстве после подавления восстания, фактически осуществляя от имени хана меры по стабилизации обстановки в регионе [Погорельский, 1968, с. 113]. Самое же главное, что он развернул активную деятельность по выявлению и нейтрализации иностранных агентов [Ниязматов, 2010, с. 433]. Его действия также позволяют провести параллель с «оперативно-розыскными» действиями Российского политического агентства в Бухаре в этот же период деятельности. Особая агентурная сеть была создана для отслеживания перемещений Джунаид-хана, причем не только на территории Хивинского ханства, но и за рубежом — в Персии и Афганистане [Восстание, 1960, № 283, с. 431; № 311, с. 459]. Правда, как отмечают исследователи, усилия Колосовского в значительной степени не были оценены: он предоставил своему непосредственному начальнику А. С. Галкину поименный перечень лиц, которые действовали в ханстве во вред России, с указанием, на какую разведку они работали и какую деятельность осуществляли (собирали информацию для Германии и Турции, поставляли оружие Джунаид-хану и проч.), однако генерал не принял никаких мер. С. В. Чиркин объясняет его пассивность тем, что Галкин, к этому времени являвшийся уже пожилым человеком, «был алкоголик и в состоянии запоя часто манкировал делами» [Чиркин, 2006, с. 247]. Советские же исследователи судили генерала более строго, обвиняя его в том, что он сам был тайным агентом Германии и Турции и именно поэтому не принимал никаких мер по борьбе с их резидентами в Хиве [Якунин, Кулиев, 1953, с. 46]. Однако аналогичным образом повел себя и сам генерал-губернатор Мартсон, которому Колосовский также направлял рапорты и списки иностранных агентов [Ниязматов, 2010, с. 433–434], хотя его никто и никогда не обвинял в сотрудничестве с иностранными разведками: по всей видимости, проблемы, начавшиеся непосредственно в Туркестане, заставили руководство имперской администрации до некоторой степени пренебречь вопросами безопасности на территории Хивинского ханства.
В августе 1916 г. В. П. Колосовский был снят со своего поста — причем не за действия в Хиве, а по обвинению во взяточничестве (в том числе и вымогательстве денег у самого хивинского хана, в чем он сам откровенно признавался на следствии) ([Погорельский, 1968, с. 84–95, 89]; см. также: [Котюкова, 2009