Российский фактор правового развития Средней Азии, 1717–1917. Юридические аспекты фронтирной модернизации

Собственно, последняя практика берет начало со времени задолго до установления протектората Российской империи над Бухарой и Хивой. Так, уже в 1827 г. Госсовет в специальном «Утвержденном мнении» предусмотрел право выходцев из Средней Азии, пребывавших в Российской империи, возвращаться на родину, но при этом оставлять в России своих русско-подданных жен и детей от этих браков (за исключением бухарцев) [ПСЗРИ, 1830а, № 828, с. 37–38]. При этом важно отметить, что, хотя подобные нормативные акты принимались, естественно, в первую очередь для повышения престижа Российской империи в контактах со среднеазиатскими ханствами, нельзя упускать из виду и реальную защиту интересов имперскими властями своих подданных, в том числе и женщин мусульманок. Весьма показательным примером является, в частности, дело об опеке над детьми и недвижимым имуществом Троицкого мещанина Мустафы Ибрагимова, переселившегося из Бухары. На опекунство над вдовой и детьми покойного (равно как и над унаследованным ими имуществом) претендовали его бухарские родственники, которые делали ставку на единство вероисповедания и нормы шариата в отношениях с законными наследниками. Однако Челябинский сиротский суд, а затем и Оренбургская палата гражданского суда, разбиравшие дело в течение семи лет (1831–1838), приняли решение о приоритете норм имперского законодательства. При этом наследники, несмотря на свое мусульманское вероисповедание, сами же апеллировали именно к имперским правовым нормам, обоснованно видя, что их применение более выгодно для них [ОГАЧО, ф. И-14, д. 1–208].

В переговорах российских дипломатов с властями среднеазиатских ханств также нередко поднимался вопрос о судьбе семейных пар, созданных русскими подданными и выходцами из Средней Азии, а также их потомства. Так, в «Обязательном акте», который представил на подписание хивинскому хану полковник Н. П. Игнатьев (глава русской дипломатической миссии в Хиву и Бухару в 1858 г.), присутствовало положение: «5) В доказательством милостивого расположения государя императора к хивинскому хану разрешает подданным хивинским, женившимся в России на мусульманкам и прижившим от них детей, вывезти на родину жен и детей своих, буде сии жены и дети, ежели взрослые, на то согласятся» [Залесов, 1871, с. 46; Хевролина, 2009, с. 54]. Как видим, в условиях укрепления связей Российской империи со среднеазиатскими ханствами имперские власти пошли на некоторые «послабления» в отношении судьбы русско-подданных жен среднеазиатских выходцев и их потомства, предусмотрев, впрочем, их обязательное согласие на переезд в иностранное государство.

Когда же был установлен российский протекторат над ханствами Средней Азии, у имперских пограничных властей появились более эффективные средства воздействия на монархов и сановников Бухары и Хивы в целях защиты своих подданных на территории этих ханств, включая и женщин. Так, в 1879 г. начальник Амударьинского отдела по жалобе русского подданного Юсуфа Ширманова просил хивинского хана возвратить ему его дочь Назира-бики, которая вышла замуж за жителя Кунграда (т. е. хивинского подданного), но потом была разведена с ним, однако казий не признал расторжение брака законным. Чиновник обосновывал свою просьбу тем, что решение казия впоследствии было признано неправильным, и он был смешен с должности, тем не менее никаких действий со стороны хивинских властей для защиты прав женщины предпринято не было [ЦГА РУз, ф. И-125, оп. 1, д. 19, л. 189].

Как отмечалось выше, под воздействием российских властей казахские народные судьи на рубеже XIX–XX вв. повысили брачный возраст девушек. Аналогичные нормы имперская администрация в начале XX в. пыталась распространить и на своих среднеазиатских подданных. Так, 5 мая 1906 г., отвечая на послание хивинского хана с требованием вернуть некую Шадман-бика ее законному супругу — хивинскому подданному, начальник Амударьинского отдела указывает, что она не может считаться таковой, поскольку ей всего 12 лет, и ее возвращение к отцу является вполне законным [Там же, д. 151, л. 82].

В некоторых случаях российские власти, защищая права среднеазиатских женщин, впрочем, действовали не только в интересах своих подданных, но и в рамках реализации международных договоров. Так, в 1883 г. начальник Амударьинского отдела по просьбе бывшего раба М. Маманиязова обратился к хивинскому хану по поводу возврата из рабства его сестры Гульчи, все еще пребывавшей в рабстве в Бухаре, ссылаясь на мирный договор Российской империи и Хивинского ханства (Гандемианский договор 1873 г.) [Там же, д. 27, л. 57]. Согласно п. 17 этого договора, рабство в ханстве уничтожалось, и ханские власти должны всячески содействовать освобождению бывших рабов [Сборник, 1952, № 19, с. 132–133].