Российский фактор правового развития Средней Азии, 1717–1917. Юридические аспекты фронтирной модернизации

В 1899 г. эмир Абдул-Ахад потребовал вернуться к вопросу о распределении воды из Зеравшана. Была создана специальная комиссия во главе с военным губернатором Самаркандской области генералом В. Ю. Мединским, в которую также вошли инженер Х. В. Гельман, представители Политического агентства в Бухаре и несколько бухарских чиновников. Комиссия пришла к выводу, что требования бухарцев оправданы — в первую очередь потому, что российские власти были заинтересованы в развитии хлопкового хозяйства в Бухаре, а для этого необходимо было обеспечить хлопкоробов достаточным количеством воды [Расулев, 1969, с. 51]. Впрочем, и на этот раз точные пропорции воды для Самарканда и Бухары определены не были. Только в 1902 г. еще одна комиссия под руководством того же В. Ю. Мединского (но сформированная уже по распоряжению нового туркестанского генерал-губернатора Н. А. Иванова), наконец, приняла окончательное решение: 2/3 воды Зеравшана будут поступать в распоряжение Самаркандской области, а 1/3 — в пользу Бухары. Это соотношение сохранялось вплоть до ликвидации российского протектората над Бухарским эмиратом [Becker, 2004, p. 163][69].

Как видим, даже и десятилетия спустя после установления российского протектората над Бухарой и Хивой отношения между ними формально строились на основе соглашений, заключавшихся по итогам переговоров, хотя фактически Россия имела возможности диктовать ханствам свою волю. Примеры решения вопросов ирригационного характера в полной мере это подтверждают, и, как уже отмечалось выше, отсутствие систематизированного «водного права» в самом Русском Туркестане лишь помогало российской администрации вырабатывать наиболее выгодные для себя решения по итогам таких переговоров.

Первым нормативно-правовым актом, регламентировавшим водопользование в Туркестане, стали «Временные правила об ирригации», введенные в действие К. П. фон Кауфманом 19 июня 1877 г. — правда, только для Ташкентского уезда: в них вся вода объявлялась государственной собственностью [Дингельштедт, 1893, с. 70; Флексор, 1910, с. 351]. Вполне вероятно, что «опробовав» их на одной административно-территориальной единице, генерал-губернатор планировал распространить их действие на весь край, однако в 1882 г. он умер, а сменивший его М. Г. Черняев (в силу личной неприязни старавшийся полностью пересмотреть всю политику Кауфмана), сразу же отменил эти правила ([Дингельштедт, 1893, с. 51, 70]; см. также: [Алимджанов, 2015, с. 17]). Вплоть до 1886 г. отношения в сфере водопользования как в Туркестане, так и в ханствах-протекторатах Российской империи по-прежнему регулировались нормами обычного права. Эта практика нашла закрепление в ст. 256 «Положения об управлении Туркестанского края» от 12 июня 1886 г., согласно которой вода предоставлялась населению в пользование «по обычаю».

2 августа 1888 г. была введена в действие «Инструкция о правах и обязанностях ирригационных чиновников, уездных начальников, арык-аксакалов и мирабов», разработанная третьим туркестанским генерал-губернатором Н. О. фон Розенбахом — инженер Н. Петров охарактеризовал ее как «вариацию на тему, определяемую содержанием ст. 256» [Петров, 1894, с. 123]. Не решив по существу вопрос о правовых источниках «водного права» [Дингельштедт, 1893, с. 70], автор инструкции, тем не менее регламентировал структуру управления ирригационным процессом, определив компетенцию чиновников различного уровня. Вероятно, именно эта инструкция обусловила активизацию исследовательской деятельности российских инженеров-гидротехников в Бухаре и Хиве, проведение длительных экспедиций и изыскательских работ, связанных с решением проблем водоснабжения среднеазиатских ханств.

В Бухарском эмирате этот процесс оказался более формализованным. Как известно, с 1886 г. в Бухаре действовало Императорское русское политическое агентство. Вторым его руководителем в 1890 г. стал П. М. Лессар, который еще 1880-е годы осуществил ряд экспедиций в бухарские и хивинские владения, исследуя в том числе и проблемы ирригации. Уже тогда он (подобно Ахмаду Донишу в конце 1860-х годов) выступил с проектом орошения Каршинского бекства водами Амударьи, однако ознакомившись со сметой, составившей 7 млн руб., бухарские власти восприняли проект «недружелюбно» ([Логофет, 1911б, с. 87–88]; см. также: [Воейков, 1915, с. 19]).

Тогда русские решили продемонстрировать бухарским властям своим собственным примером преимущества российских методов ирригации. С конца 1880-х годов в Бухаре стали появляться русские поселения (сначала на границе с Афганистаном, где они должны были не допустить проникновение в Бухару афганцев и англичан). В 1889 г. своими силами и за свой счет туркестанские власти провели орошение 10 тыс. десятин земли вокруг русского военного поселения под Термезом. Реализация проекта обошлась в 300 тыс. руб.[70], и, по данным Д. Н. Логофета, исследовавшего Бухарский эмират около 1910 г., к этому времени термезский проект оставался единственным реализованным масштабным ирригационным проектом в эмирате [Логофет, 1911б, с. 88].