Российский фактор правового развития Средней Азии, 1717–1917. Юридические аспекты фронтирной модернизации

Оставалась актуальной и проблема контрабанды, что, как мы помним, послужило одной из причин включения ханств в российскую таможенную черту. Высокие пошлины на индийские товары, а также запрет на ввоз европейских товаров через Персию и Афганистан, привели к росту незаконного ввоза этих товаров в пределы ханств и даже России. Была создана целая контрабандная сеть, которая поставляла через р. Атрек товары из Персии, имея склады в Хиве, Кунграде и Куня-Ургенче, откуда потом эти товары распространялись по всей Средней Азии [Садыков, 1965, с. 99–100]. Как отмечал туркестанский чиновник и исследователь Д. Н. Логофет в 1911 г., даже к этому времени власти Туркестана не сумели организовать на границах Бухарского ханства полноценный таможенный кордон между постами Меручак и Тепели (300 верст) и между Шаугоном и Хорогом (еще 300 верст) [Логофет, 1911а, с. 294]. Неудивительно, что контрабандисты пересекали границы не только поодиночке, но и крупными караванами, даже сопровождавшимися вооруженной охраной! В результате уже 28 июля 1895 г. было принято Высочайшее повеление «Об употреблении оружия чинами пограничной стражи на среднеазиатских границах и об утверждении Временных на сей предмет правил», которыми на российские владения в Средней Азии распространялись правила, ранее принятые для Закавказья и разрешавшие пограничникам не только применять оружие в отношении контрабандистов, но и преследовать их, переходя пограничную черту ([ПСЗРИ, 1899, № 11 981, с. 527]; см. также: [Жаров, 2013, с. 7; Жаров, Парсуков, 2014, с. 19–20]).

Во многом рост контрабанды был связан и с еще одной проблемой — враждебным отношением к российским таможенным учреждениям со стороны бухарской и хивинской местной администрации и населения. Если в 1895 г. П. М. Лессар, сразу после таможенного объединения, был полон радужных ожиданий, ссылаясь на позицию эмира и его указания подданным о содействии русским таможенникам, то уже его преемник на посту политического агента в Бухаре, В. И. Игнатьев, прямо писал в своих отчетах, что немногочисленные русские таможенники не могут рассчитывать на содействие бухарцев, которые видят в таможнях «стеснение для себя». В 1899 г. министр финансов С. Ю. Витте, один из ревностных поборников таможенного объединения, весьма резко отреагировал на эти отчеты, назвав утверждения Игнатьева голословными [Лессар, 2002, с. 124–125]. Однако примерно в тот же период времени аналогичную информацию предоставил и туркестанский военный чиновник, полковник Н. Н. Юденич [Ремез, 1922, с. 54]. Неудивительно, что осенью 1917 г., когда Российская империя пала, а новые власти Туркестана стали проводить враждебную политику в отношении Бухары и Хивы, все таможенные здания и сооружения в ханствах были разрушены местным населением [Там же, с. 36].

Остается рассмотреть вопрос, насколько выгодным оказалось включение среднеазиатских протекторатов Российской империи в ее таможенную черту. Несомненно, для самой России таможенное объединение оказалось выгодным, несмотря на вышеперечисленные проблемы. Во-первых, был подтвержден привилегированный статус российских предпринимателей в Бухаре и Хиве, что позволило им существенно активизировать свою деятельность в ханствах [Губаревич-Радобыльский, 1905, с. 175–176]. Высокие пошлины на одни иностранные товары и запрет на ввоз других позволили насытить среднеазиатские рынки российскими аналогами — чаем (преимущественно черным[81], тогда как зеленый продолжали поставлять торговцы из Индии и Китая), текстилем и проч. По некоторым сведениям, российские промышленные товары в начале XX в. стали составлять более 95 % от общего количества на среднеазиатских рынках [Перевезенцева, 1997, с. 71]. Таможенные сборы от товаров, ввозившихся в пределы империи через одни только бухарские таможни, составляли в начале XX в. от 1 до 1,2 млн руб. в год [Губаревич-Радобыльский, 1905, с. 173].

Последствия для среднеазиатских ханств по-разному оценивались исследователями. Так, в первые годы после распада СССР, когда основной тенденцией в исторической науке стали обвинения России во всех бедах остальных бывших республик, отдельные узбекистанские исследователи вообще трактовали включение Бухары и Хивы в таможенную черту как полный запрет местным торговцам вести самостоятельные отношения с иностранными партнерами [Перевезенцева, 1997, с. 71]. Однако когда антироссийские настроения в науке несколько спали, подобные утверждения стали опровергать сами же узбекистанские историки: напротив, появились сведения, что бухарские торговцы на рубеже XIX–XX вв. имели весьма широкие связи с партнерами, причем не только в Центральной Азии, но и в Европе (вплоть до Франции и Италии) и даже в США! Включение Бухары в таможенную черту не только не ухудшило их положение, но и позволило в дополнение к основной функции торговцев освоить роль посредников в отношениях между российскими предпринимателями и их партнерами из государств Центральной Азии [Еров, 2005, с. 19–22].