Российский фактор правового развития Средней Азии, 1717–1917. Юридические аспекты фронтирной модернизации

Позиции Великобритании и Британской Индии, в частности, на рынках среднеазиатских ханств, несомненно, оказались подорванными [Губаревич-Радобыльский, 1905, с. 105–106; Graham, 1916, р. 32], однако говорить о полном вытеснении их товаров с рынков Туркестана, Бухары и Хивы не приходится. Во-первых, даже несмотря на высокие пошлины, торговля английскими чаем, индиго и кисеей в регионе оставалась выгодной. Во-вторых, после открытия Среднеазиатской железной дороги англо-индийские торговцы получили возможность доставлять товары в Среднюю Азию морским путем из Батума и затем — железнодорожным транспортом в Бухару. Такой путь занимал всего 40–45 дней, а не 6–8 месяцев, как сухопутный через Афганистан или Персию [Дмитриев, 2007, с. 283].

Афганистан поначалу отреагировал на расширение российской таможенной черты весьма жестко: эмир Абдуррахман немедленно ввел «ответные» высокие пошлины на российские товары. Но уже в начале XX в., убедившись, что русские даже после введения нового таможенного тарифа (1901) сохранили для центральноазиатских государств уровень таможенных пошлин в десять и более раз ниже, чем для европейских, афганские правители сами проявили инициативу в восстановлении торговых отношений. Во многом им удалось добиться этого за счет посредничества бухарских торговцев [Логофет, 1911а, с. 288–289; Ремез, 1922, с. 31].

В заключение следует заметить, что целью включения Бухары и Хивы в таможенную черту Российской империи являлась не только защита интересов российских торговцев и производителей на среднеазиатском рынке, хотя она и стала основным поводом для разработки проекта таможенного объединения трех государств. Уже современники отмечали, что данное включение представляет собой часть комплекса мер по интеграции среднеазиатских государств в имперское политико-правовое пространство, модернизацию политической и экономической сферы Бухары и Хивы. Так, например, П. М. Лессар, русский политический агент в Бухаре, еще во время совещания 1891–1893 гг. рассматривал создание единой таможенной черты как часть общей российской политики в Средней Азии. Туркестанский чиновник А. Ф. Губаревич-Радобыльский подчеркивал, что с помощью таможенной черты российским властям удалось уточнить «рыхлые границы» Русского Туркестана [Губаревич-Радобыльский, 1905, с. 166–167, 172]. Таможенное объединение рассматривали как первый шаг на пути дальнейшего включения Бухары и Хивы в состав России — в частности, введения на их территории российской валюты, вхождения вооруженных сил эмирата и ханства в состав российской армии и т. д. [Скальковский, 1901, с. 476].

Несомненно, включение Бухары и Хивы в российскую таможенную черту стало новым этапом в развитии отношений империи со среднеазиатскими ханствами, обеспечив большее влияние России на их внутреннее развитие — при сохранении, отметим, юридической независимости обоих ханств и учете их интересов. Именно эта черта, на наш взгляд, позволяет рассматривать таможенное объединение в конце XIX в. как результат межгосударственного соглашения, а не просто навязывания Россией своей воли собственным вассалам и, как своего рода, прообраз современного Таможенного союза.

§ 3. Фиксация курса таньги как инструмент финансово-правовой политики России в Бухаре и Хиве на рубеже XIX–XX вв

Одним из эффективных инструментов формирования единого экономического пространства является введение общей валюты для стран — участников такого объединения. Однако процесс создания единой денежной зоны нередко затягивается на долгие годы по различным причинам. Так произошло и при попытке «монетного объединения» Российской империи с Бухарским эмиратом и Хивинским ханством в конце XIX — начале XX в.

Как уже отмечалось, установление российского протектората над Бухарой и Хивой не повлекло фактического вхождения этих государств в состав России, распространения на их территорию имперской системы управления, действия российского законодательства и проч. Бухара и Хива также сохранили собственную денежную систему, которая отличалась сложностью и неорганизованностью. В эмирате и ханстве находились в обращении золотые монеты (тилля), серебряные (таньга) и медные (пул), кроме того, имели хождение персидские краны и афганские рупии, а в 1880-х годах в Бухаре и Хиве стали появляться также российские золотые, серебряные и медные монеты и банковские билеты [Логофет, 1911б, с. 68; Ю. О. Я., 1908, с. 122]. Однако основной денежной единицей оставалась именно серебряная монета — таньга, курс которой к российской валюте составлял в начале 1890-х годов в Бухаре 14,5 коп. за 1 таньгу, в Хиве — 17,28 коп. за 1 таньгу[82].