Тем не менее появление подобных предложений убедило Минфин, что далее оттягивать с решением в отношении таньги невозможно. 21 апреля 1898 г. в Санкт-Петербурге состоялось особое совещание представителей Министерства финансов, Государственного банка, Министерства иностранных дел и Военного министерства, принявшее решение в отношении хивинской таньги. В соответствии с ним банковским структурам Амударьинского отдела было предписано принимать таньгу по 14 коп., а хану предложить объявить своим подданным о том, что таньга будет стоить 14 коп., и русские монеты будут обращаться в ханстве столь же свободно, что и хивинские [Садыков, 1965, с. 128]. Как видим, в данном случае Министерство финансов действовало более опосредованно: с одной стороны, принимало решение с учетом мнения других ведомств, традиционно взаимодействовавших с Хивинским ханством; с другой — намеревалось повысить эффективность предлагаемых мер за счет того, что в Хиве их озвучить (и, следовательно, контролировать исполнение) будет сам хан. Годом позже, с апреля 1899 г., хану вновь было официально запрещено чеканить таньгу, правда — при сохранении за ним права чеканки медных пулов без ограничения. Таким образом, потеряв доход от чеканки серебряных монет (составлявший 14–15 тыс. руб. в год), он все же выиграл: на чеканке монет из каждого пуда меди он получал в качестве сбора сумму равную стоимости этих монет [Там же, с. 131].
В 1899 г. произошло довольно необычное событие: бухарское отделение Госбанка самостоятельно решило принимать таньгу по цене 15 коп. за один «кружок» [Логофет, 1911
3 апреля в Санкт-Петербурге состоялось еще одно особое совещание, на котором было принято решение: чеканку таньги в Бухаре, наконец, прекратить, а всю наличную монету выкупить по цене 15 коп. за 1 таньгу. 16 апреля 1900 г. это решение было утверждено императором Николаем II [Тухтаметов, 1966, с. 59]. Оставалось самое сложное: убедить эмира принять и реализовать это решение.
В начале апреля 1901 г. высокопоставленный чиновник Министерства финансов А. И. Вышнеградский[86]
прибыл в Кермине (постоянную резиденцию эмира Абдул-Ахада, не любившего бывать в собственной столице Бухаре) и вручил ему проект соглашения об установлении постоянного курса таньги. Поскольку проект предусматривал прекращение чеканки монеты, во время официального приема эмир ответил Вышнеградскому, что чеканка монеты от собственного имени, как и упоминание имени эмира в пятничной молитве — это неотъемлемый символ его власти, и если он лишится этого права, он перестанет быть правителем в глазах собственных подданных. Однако после официального приема эмир приватно встретился с императорским политическим агентом в Бухаре, В. И. Игнатьевым, и именно во время этой встречи был достигнут компромисс, позволивший выполнить условия российского Минфина и сохранить лицо эмиру в глазах его подданных [Покровский, 1928, с. 40–41; Becker, 2004, p. 127].23 апреля 1901 г. был дан официальный ответ политическому агенту Игнатьеву и камер-юнкеру Вышнеградскому на озвученные ими предложения министерства финансов. Эмир принимал следующие условия «ради блага бухарских купцов и интересов русско-бухарской торговли»:
1. Передать имеющуюся в казне таньгу в количестве 20 млн монет Госбанку по цене 15 коп. за «кружок». Кроме того, он обязывался передавать по той же цене через посредство Императорского русского политического агентства в Госбанк также и еще 25 млн монет, которые с разрешения российских властей ему позволено будет отчеканить в ближайшее время. По-видимому, это и был тот самый компромисс, который позволял соблюсти условия Минфина, но остаться в глазах бухарцев монархом со всеми прерогативами, в том числе и правом чеканки монеты.
2. Передавать в Госбанк всю таньгу, которая в дальнейшем поступит в казну в качестве доходов монарха, по той же цене — 15 коп. за «кружок».
3. Принимать уплату податей, налогов и сборов не только таньгой, но и русскими деньгами по установленному фиксированному курсу.
4. Производить уплату жалования войскам наравне с таньгой и русскими деньгами по тому же курсу, «но не прибегая при этом к принуждению».
Также эмир подтверждал запрет чеканки таньги в эмирате частными лицами. Наконец, в случае нехватки таньги он обязывался чеканить ее на своем монетном дворе из российского серебра, при этом ему должны быть возмещены расходы на саму чеканку ([Жуковский, 1915, с. 197–198; Туркестан, 2016, с. 75]; см. также: [Маджи, 1962, с. 47]).