В 2013 в издательстве «Международные отношения» выходит первый том серии «Споры богов» под названием «Пир вместо войны». В 2014 году выходят «Тьма над бездною» и «Игры в героев и гениев», а в 2015 году увидела свет 4-я книга «Реальность миражей». В настоящее время автор работает над книгой «Опрокинутая Вселенная».
Шмель из Земли Обетованной
Холодноватое все-таки место досталось этим бедным родственникам древнего славного народа, что именовался некогда гипербореями. Когда Гиперборею сковало льдом, ее обитатели стали называть себя ариями, по имени вожака, который повел их в теплые края, где в стычках с соседями они растеряли лучшие качества гиперборейцев – гостеприимство, трудолюбие и широту души. Впрочем, те, что застряли на окраинах своей обледенелой родины, прозванной Росью, по целительным утренним росам и реке, ставшей их главной кормилицей, кое-что от нрава своих предков сохранили. Гостеприимство и открытость при скудости повседневного быта, полет фантазии и склонность к творчеству, – все это восходит к тем блаженным временам, когда души их пели под лиру Аполлона, а бренные тела подчинялись простым установлениям Артемиды.
Нынешние наследники гиперборейцев этого, конечно же, не помнят, более того, чувствительности своей стесняются, считая ее проявлением слабости и изо всех сил стремясь походить на своих более рациональных соседей. Люди вообще мало что помнят. В их головах сохраняется лишь то, что они видят здесь и сейчас, а опыт поколений им вовсе неведом. Вот и приходится им годами учить своих детенышей в школах, у таких же незнаек, как они сами.
Другое дело мы, шмели, одни из древнейших обитателей Земли. Все, что накоплено нашими предками, всегда при нас и всегда выручит в трудную минуту. Хорошо бы и будущее видеть, но это, увы, дано не каждому. Вот и мы не знали, что нам придется выживать, как тем несчастным арийцам, что бежали под вой Борея в направлении, прямо противоположном тому, которое судьба избрала для нас.
Прежде я бездумно летал под лазурными небесами Галилеи, считая навек своими плантации цитрусовых, высаженных упорными израильтянами. Не обделял я своим вниманием и сад соседнего храма, где трудился одинокий монах, тоже чрезвычайно упорный, однако не такой веселый и шумный, как мои кибуцники. То есть в душе он был веселый, но казался строгим из-за своей бороды. Кибуцники в его храм под розовой крышей не ходили, считая, что у них другой бог, который их обязательно накажет, если они придут к чужому богу. Их собратья из ближайшей деревни воображали в неведении своем, что и у них есть свой особый бог, который, как и они, ненавидит соседей. Поэтому они не ходили ни в храм, ни в кибуц, более того, часто норовили напакостить кибуцникам – то траву сухую подожгут, надеясь, что огонь перекинется на теплицы, то забросают камнями проезжающий мимо автобус.
Бог смотрел-смотрел на все эти глупости и разозлился, наконец. Сам поджег молнией поле, что разделяло враждующих, и, попугав как следует и тех и других, остановил огонь ровно у ограды храма. Это было очень убедительно, и несколько дней перепуганные соседи усердно молились. Даже показалось, что они поверили, что Бог един. Но это было не так. Они не догадались поблагодарить общего Бога, и по-прежнему, молились каждый своему.
Лишь один предусмотрительный кибуцник несмело подошел к ограде Храма и попросил монаха поставить от его имени свечку Богу. Он топтался на выжженной черной земле, а по другую сторону, в зарослях цветущих магнолий стоял монах, гостеприимно приглашая прихожанина в храм. В храм, однако, робкий кибуцник не вошел. Он протянул монаху деньги, потом перекрестился три раза и, поклонившись храму, быстро ушел прочь.
Я сам все это видел, так как скрывался от пожара в монастырском саду, где гоготали гуси, горделиво вспомнив, как они спасали Рим, и этим еще больше перепугав кур, которые носились кругами по саду. Если бы не ограда, они бы, право, кинулись в огонь, обеспечив смелым мальчишкам, что любовались пожаром, бесплатное жаркое. Обычно громкие и самоуверенные павлины сбились в кучу, заблаговременно свернув свои шикарные хвосты.
Заметно струхнул и немыслимо-тупой баран, который вообще не умел ни радоваться, ни бояться. Он был милым кудрявым барашком, когда монах выкупил его у соседей, которые собирались зарезать его, в честь праздника. Глупый баран не только не поблагодарил своего спасителя, а нагло наподдал острыми рожками прямо под зад, а потом орал всю дорогу, будто его самого лишили праздника. Теперь это был толстый молчаливый баран с равнодушными глазами, но и он вдруг заблеял тоненьким голоском, как тогда, возле костра, где его собирались зарезать. И всю эту разноголосую стаю пытался защитить от беды громадный, как копна сена, индюк, считавший себя почему-то предводителем этой разношерстной компании.