Чувствуя невольную зависть, Иванюков как бы мысленно беседует с американским сельским тружеником: «Да отчего же это так? Что вы, люди другие? Из другого тела сотворены?» И сам за него отвечает: «Нет, люди мы те же, и не больно много мы учены, да жить-то нам никто не мешает, как думаем, лучше будет, так и делаем». «Дело выходит простое, – делает Иванюков ключевой вывод, – каждый сумеет устроиться, только не мешай ему, да дай с чего устроиться». При этом русский ученый, неизменно соотнося американские «картины» с русскими крестьянскими хозяйствами и размышляя об их будущем, с удовлетворением констатировал: несмотря на промышленные успехи США, мелкое крестьянское хозяйство там устойчиво, среди граждан преобладают «поселяне-собственники», да и фабричные работники и «рудокопы» сохраняют крепкую связь с землей.
Не довольствуясь взглядом «со стороны», Иванюков на практике изучал организацию североамериканского сельского хозяйства, устроившись рабочим («чуть не батраком», по воспоминаниям одного из современников) на ферму в штате Нью-Йорк. Специальный интерес он проявил к изучению быта социалистических общин, основанных на североамериканском континенте последователями Шарля Фурье.
По воспоминаниям М.М. Ковалевского, одного из ближайших друзей Иванюкова еще с 1880-х годов (в 1885-м, в компании с С.И. Танеевым, они совершили этнографическую поездку по Кавказу), пребывание в Америке имело для молодого исследователя серьезное значение: «Он прекрасно усвоил английский язык и познакомился, путем личных наблюдений, с хозяйственным бытом быстро прогрессирующей демократии, что позволило ему впоследствии установить новый угол зрения на условия нашей сельской и фабрично-заводской промышленности».
Вскоре по возвращении в Россию недавний выпускник университета заявил о себе как сложившийся ученый с широким взглядом на предмет и задачи политической экономии. Об этом свидетельствовала защищенная им в «альма-матер» магистерская диссертация «Экономическая теория Генри Маклеода» (СПб., 1870). Иванюков критически оценил взгляды своего зарубежного коллеги, признанного в ту пору на Западе одним из самых выдающихся представителей экономической науки. Он выступил категорически против «сведения всех задач политической экономии к одной теории обмена», полагая, в отличие от Маклеода, что предметом «науки о народном хозяйстве» должны быть «и производство, и обмен, и распределение, и потребление». Этот вывод ученого, основанный на его собственных научных наблюдениях, находился в русле напряженных поисков экономической теории, более адекватной современности, чем популярные тогда в Западной Европе. М.М. Ковалевский, в частности, обращал внимание на влияние идей Дж. С. Милля, проявившееся и в первом научном труде молодого Иванюкова.
Важной вехой в развитии взглядов И.И. Иванюкова стало знакомство с марксизмом. По словам В.Г. Яроцкого, Иванюков был одним из первых (наряду с Н.И. Зибером) популяризаторов экономического учения К. Маркса в России. Тезис о базисной роли экономики в жизни общества он, в частности, развивал на страницах «Отечественных записок» в январе 1881 года. Его статья «Один из вопросов русской культуры» явилась откликом не только на брошюру общественного деятеля Н.Н. Неплюева «Историческое призвание русского помещика», но и на речь Ф.М. Достоевского о Пушкине (1880), возбудившую в печати полемику по давнему вопросу: «Что чему предшествует – улучшение нравственной стороны человечества социальным учреждениям, или социальные учреждения нравственным свойствам?» Или: «Являются ли изменения в учреждениях единственно как результат прогресса нравственности, внутреннего самоусовершенствования людей, или сами изменения, улучшение нравственных свойств могут совершаться не иначе, как после крупных перемен в учреждениях?» В противоположность «реакционным органам прессы» Иванюков отстаивал второе положение упомянутой дилеммы: «Экономическая сторона общественной жизни есть главнейшая, существеннейшая. Все остальные социальные явления, вплоть до нравов и понятий, суть только обусловливаемые фундаментом надстройки…»