Российский либерализм: Идеи и люди. В 2-х томах. Том 1: XVIII–XIX века

В памяти многих Иванюков остался как великий труженик, образец «сердечной доброты, теплоты душевной и рыцарского благородства» (А.Г. Гусаков), неизменный оптимист с «бодрым взглядом» на жизнь и непреклонной верой в торжество справедливости. Известный историк и социолог Н.И. Кареев, знакомый с ним без малого сорок лет, с первой половины 1870-х годов, в шутку называл Иванюкова «легкомысленным юношей», относил его к редкому типу людей: «У него был неистощимый запас того не надуманного, догматического оптимизма головного происхождения, который заставляет закрывать глаза на существование зла в мире, а оптимизма непосредственного, органического, который не исключает ни признания того, что зло все-таки существует, ни негодования на существующее зло. Иван Иванович умел и восторгаться, и негодовать, но общим основным тоном его отношения к жизни и ко всему живому было радостное любование. Это не было, однако, эгоистическое любование человека, которому в жизни повезло и для которого мир хорош лишь потому, что ему самому хорошо в мире, а жизнерадостность альтруистическая, вся соединенная с необычайно доброжелательным отношением к людям». Кареев объяснял данное свойство личности Иванюкова его верой «в хорошие стороны человеческой природы», убежденностью в том, что «добро – правило, а зло – исключение»: «Иван Иванович мерял людей на свой аршин, и в его оптимистическом отношении к человеческой природе проявлялась его собственная хорошая природа. Это был человек, которому было чуждо чувство зависти и который по личным мотивам не умел ненавидеть. Он искренне радовался всякому успеху в хорошем деле и не ради только хорошего дела, но и ради человека».

Несмотря на слабое здоровье (одно время грозившее развитием чахотки) и врожденный порок сердца, Иванюков никогда не ограничивал круг своих забот и общения, «был рыцарски честен, мало заботился о собственной карьере и так далек от всякого стяжания, что по смерти оставил всего-навсего капитал в три тысячи рублей. Его сердечное участие к чужому горю сказывалось не только в щедрой помощи всякому, кто просил о ней, но и в готовности оказать нравственную поддержку людям, сбившимся с правильного пути и искавшим, чтобы кто-нибудь протянул им руку. Этим объясняется, что его влияние выходило за рамки педагогической или журнальной деятельности. В течение полустолетия он был живой совестью для многих людей. Они искали его совета и радовались тому, если их поведение встречало оправдание в его глазах. Своей мягкостью и добродушием Иванюков невольно вызывал всякого на откровенность. Кто только не рассказывал перед ним своего внутреннего „я“, кто не отдыхал душою в его обществе! Сколько несходных характеров искали его дружбы и находили в нем объединяющий их центр!.. На Иванюкове, как на корифее близкого, если не тождественного с ним направления – я разумею А.И. Чупрова, – воспитывался в течение сорока лет ряд поколений – не одних русских студентов, но и всей той разнообразной массы читателей, которых в большей степени интересуют вопросы экономической политики, чем вопросы теории народного хозяйства» (М.М. Ковалевский).

Умер Иван Иванович Иванюков 26 марта 1912 года в Санкт-Петербурге от паралича сердца. Похоронен на Волковском кладбище («Литераторские мостки»), могила его сохранилась.

«В местном самоуправлении лежит вся будущность нашей страны…» Василий Юрьевич Скалон

Нина Хайлова

Предки Василия Юрьевича Скалона (1846–1907), выдающегося деятеля российского земства, крупного публициста, принадлежали к французской аристократии, родословие которой уходит вглубь веков, в эпоху Крестовых походов. В 1686 году гугенот Жорж де Скалой, спасаясь от религиозных гонений, переселился в Швецию, а первым из Скалонов, «пустившим корни» в России, стал его сын Стефан (Степан), служивший в первой половине XVIII века в инженерных войсках в чине капитана. В 1817 году, при жизни Степана Степановича Скалона, представителя второго поколения «русских Скалонов», их фамилия была внесена в дворянскую родословную книгу Владимирской губернии, а сам он впоследствии погребен в Золотниковской пустыни Суздальского уезда (могила сохранилась).