Годы Гражданской войны М.В. Челноков провел сначала на Юге России, затем, с 1919 года, – в Югославии. В Белграде стал одним из создателей Общества славянской взаимности и боролся за «восстановление России». Из Белграда 7 июля 1919 года он писал в Екатеринодар Н.И. Астрову: «Сущность моего пребывания здесь сводится к попытке использовать в интересах восстановления России всеобщее здесь сознание, что без великой России невозможен мир в Европе. Срединное положение Югославии, возможный ее союз с Чехией, влияние этой силы на Польшу – такие величины, которые заслуживают самого нашего пристального внимания тем более, что большевики и украинцы работают вовсю. Удивительно, как здесь мало знают о том, что такое большевики. Очень многие расположенные к России люди рисовали большевиков как апостолов равенства и справедливости, только немного обостривших процесс превращения России в царство небесное, что и вызывает отрицательное отношение к буржуазии. Мы работаем прежде всего для прочистки голов в отношении большевиков». И Челноков сообщает своему корреспонденту об огромной работе, которую ведут он и его соратники: каждый день во всех белградских газетах появляются заметки и перепечатки о России, устраиваются собрания, совершаются поездки в соседние города, а также в Боснию, Герцеговину, Черногорию, к хорватам и словенцам. К выпуску подготовлены несколько брошюр, впереди – поездки в Прагу и Варшаву. Челноков считал: «Мы в высшей степени на своем месте». Были у него и просьбы к Н.И. Астрову, в то время близкому к А.И. Деникину: «Вы не должны забывать, что украинцы и большевики работают вовсю и с огромными деньгами. Необходимо им оказывать противодействие, а для того нужны деньги. В распоряжении посольства должны быть значительные суммы для организации разъездов, печатания, пропаганды. Здесь почва благоприятна, и дело того стоит. Надо обеспечить не только настоящее, но и будущее. Скажите нашему министру пропаганды, чтобы сюда прислали несколько талантливых людей, истинных демократов, но без сантиментального флюса на левую сторону… Мое убеждение, что с Парижем лучше говорить из Белграда… и этим обстоятельством надо пользоваться».
После поражения Белого движения М.В. Челноков отошел от всякой политической деятельности и в своих письмах к Н.И. Астрову откровенно высказал свое мнение не только о будущем своих единомышленников и эмиграции, но и о будущем России. Уже 20 мая 1920 года он писал: «Во всяком случае, в них (в событиях, происходивших в России. – В.Ш.) не разберутся люди нашего типа, которые все оказались бессильны. Нужны какие-то новые люди, а нам, грешным, следует законом запретить заниматься политикой, ибо в этом отношении все люди конченые. По отношению к себе я установил этот взгляд твердо и буду, пока еще могу работать, искать применения своих сил на других поприщах». А спустя девять лет он высказался конкретнее: «Все сообщенное тобой о Париже подтверждает заключение, к которому я давно пришел: эмиграция активной роли ни в перевороте, ни после него не сыграет. Перемены в России осуществятся лишь тогда, когда подрастет молодое поколение, не познавшее ужасов войны мировой и гражданской и способное к действию».
Сам Михаил Васильевич без остатка отдавал себя практической деятельности (работе в архивах, в Союзе городов и т. д.). И в 1931 году сообщал Астрову, с которым и в эмиграции сохранял дружеские отношения и вел постоянную переписку: «Курилка – Союз городов жив, хотя и на чужой почве. Не могу сказать с уверенностью, что это дело наше с Брянским, но капля меда нашего есть. Когда мы сюда приехали, и Союз городов стал здесь работать, сербы не понимали – что это за Союз городов, и приходилось давать пояснения… Союз городов в Югославии осуществлен, и программа нашего Союза городов, как мы ее понимали для после войны, здесь проводится почти целиком… Приятно читать (в газетах. – В.Ш.), как все умно и хорошо выходит. Это косвенный ответ на ваше печалование о том, что от наших учреждений ничего не останется».
Последние годы жизни М.В. Челнокова оказались тяжелыми. Не столько потому, что дореволюционные «зубры» досаждали своими нападками и здесь, в эмиграции, сколько из-за тоски по дочерям, которые жили в Париже и с которыми он не виделся несколько лет, а также из-за тяжкой болезни. С 1926 года Михаил Васильевич страдал туберкулезом позвонков и был прикован к постели. В русской больнице в Панчеве, лежа, он писал своим прекрасным бисерным почерком. И всего за три месяца до смерти, по просьбе А.И. Гучкова, подготовил очерк для предполагавшегося публичного собрания в память Н.И. Гучкова, который скончался 6 января 1935 года.