Поездки на фронт в августе 1916 года придают М.В. Челнокову бодрости. «Я очень рад, что был на фронте, – пишет он жене. – Наш союз на этом фронте (северном. –
«Тыл», однако, все больше подводил. Именно состояние тыла объясняет метаморфозу в поведении Челнокова: то он не допускал политику в ВСГ, а то «вдруг» сам к ней приобщился и стал выступать с оппозиционными заявлениями. Патриотические настроения, которые в начале войны захлестнули и либералов, которые вызвали единение власти и общества, наложились на умеренно либеральные взгляды Челнокова и на его сугубо деловой подход к этому единению. И определяющим здесь был деловой подход: всемерное содействие военным усилиям страны. Он обусловил резко отрицательное отношение Челнокова к «политике» как мешающей практическому делу помощи армии, достижения победы. Даже на втором году войны он говорил: «Или заниматься политикой, или заниматься кроватями». И забастовки рабочих претили ему в большой мере тем, что они разлаживали механизм городского хозяйства. Он считал, что отношение к войне должно служить главным критерием в стратегии и тактике либералов. Работа Союза городов, особенно важная и ценная для армии, по его разумению, должна оставаться вне политики еще и потому, что ВСГ существовал на птичьих правах: он не был юридически оформленной организацией и не имел самостоятельной финансовой базы – средства на его работу шли из казны. При такой уязвимости политические амбиции в случае репрессий могли оказаться гибельными для ВСГ. И вообще, либералам на политических подмостках, как полагал Челноков, следует выступать очень осторожно, учитывая реальную обстановку в стране; лучше «вооружиться терпением и ждать», отложить счеты с властью на послевоенное время. В сентябре 1915 года Челноков, в противовес П.П. Рябушинскому и Н.В. Некрасову, находил, что «опасно обращение к народу»: «Рабочие не организованы, принимают наиболее экспансивные предложения». Поэтому он пессимистически оценивал попытки А.И. Коновалова «навести мосты» с представителями рабочих: «Все затеи Коновалова окончатся ничем». В память ему на всю жизнь врезался 1905 год: об «огромных массах рабочих, захваченных пропагандой левых партий, и жизни города, которая была вся под впечатлением всеобщей забастовки и ужасов вооруженного восстания» Михаил Васильевич вспоминал и в эмиграции.
Однако власти сами вынуждали общественные организации радикализироваться. Челноков считал, что мешавшая конструктивной работе и приближавшая революцию «анархия в стране начиналась сверху». Против нее и была направлена его политическая деятельность. История Союза городов, по определению соратников Челнокова, представляет собой картину постоянной борьбы за право на работу, отстаивание этого права и стремление к его расширению, ибо власть систематически противодействовала этой работе.
В июне 1916 года решение властей ужесточить процедуру разрешения съездов общественных организаций вызвало крайнее недовольство Челнокова. Он «был настроен очень воинственно» и готов к политическому, но легальному противодействию этому ужесточению. Общее, «канунное» состояние страны поддерживало его в весьма оппозиционной форме. Он вел настоящую осаду центральных и местных властей, требуя разрешения съезда ВСГ; поддерживал оппозиционные выступления Думы; а его письмо к М.В. Родзянко, в котором говорилось о необходимости создания наконец такого правительства, которое в единении с народом приведет страну к победе, стало широко известно в стране. Челноков остро чувствовал назревание революции и потому делал все от него зависящее, чтобы ее предотвратить.
В декабре 1916 года, вечером того дня, когда были разогнаны не разрешенные властями съезды общественных организаций, на квартире Г.Е. Львова собрались Челноков, М.М. Федоров (один из деятелей ВСГ и бывший министр торговли и промышленности), Н.М. Кишкин, Н.И. Астров. Присутствовал и представитель городов Кавказа А.М. Хатисов, который так отразил ход собрания в своих неопубликованных воспоминаниях: «Обсуждали положение дел. Совещание длилось почти всю ночь.