Как отмечает Р. Даль, идея передачи власти специалистам, лучше других знающих, какими путями можно достичь всеобщего блага, всегда являлась сильной соперницей идеи демократии. Ведь «защитники этой идеи нападают на демократию там, где ее позиции кажутся наиболее уязвимыми, – они просто не признают за обычными людьми способность править собой» [157] . Р. Даль, условно называя такую систему «политической опекой», отмечает, что ее преимущества достаточно убедительно доказываются с помощью аналогий, особенно таких, где речь идет об опыте и компетентности. Например, врач превосходит других познаниями о болезнях и здоровье, пилот знает, как безопасно доставить нас по назначению. Вполне логично поэтому предположить, что существуют люди, «лучше нас с вами разбирающиеся в том, какие решения следует принять, чтобы государство было здорово, какие пути избрать, чтобы правительство не сбилось с курса и достигло своей цели – всеобщего блага» [158] .
Какими бы, однако, убедительными ни представлялись указанные доводы, аргументация в пользу «политической опеки» видится Р. Далю некорректной в силу того, что делегировать право принимать определенные второстепенные решения специалистам отнюдь не то же самое, что уступать им право окончательного контроля за наиболее важными решениями. Врач может лучше распознать болезнь, поставить диагноз и предписать определенное лечение. При этом за индивидом сохраняется право разумного выбора – следовать этим медицинским рекомендациям или нет. Нечто подобное, по мнению Р. Даля, происходит и в управлении государством, которое требует гораздо большего, чем узкоспециальные познания. Все важные решения, касающиеся политического курса (как личные, так и коллегиальные), нуждаются в морально-этической оценке. Для управления государством одних только знаний недостаточно. Требуется также «неподкупность, умение и решимость твердо противостоять бесчисленным соблазнам и искушениям власти, постоянная и беззаветная преданность общественному благу, а не своекорыстным (личным и узкогрупповым) интересам» [159] . Р. Даль убежден, что «никто из граждан, достигших совершеннолетия, не может в такой степени превосходить других своей компетентностью в вопросах государственного управления, чтобы ему можно было вверить полную и окончательную власть над правительством страны» [160] .
Зарубежная практика свидетельствует о том, что «если конституционные нормы содержат самые демократические положения, а политическая практика попирает эти нормы, то политический режим вступает в противоречие с демократической формой государства и в определенный момент углубление этого противоречия грозит разрушить ее» [161] . Приводимых в пользу «управляемой демократии» аргументов зачастую не хватало, и там, где не срабатывала аргументация, неизбежно использовалось принуждение со всеми вытекающими из этого последствиями и модификациями правящего режима.
С учетом вышесказанного весьма нелегко однозначно определить суть политического режима в ряде стран третьего мира, использующих демократические формы организации государственной власти, ведущих поиск синтеза традиционного и современного в рамках процесса ее модернизации. Ведь мотивация политического поведения здесь продолжает определяться такими «общими для Востока культурными признаками, как преимущественная ориентация на сильную власть, харизматического лидера, высокая степень персонализации политических отношений, преобладание разнообразных форм патерналистских и патронажно-клиентельных связей практически на всех уровнях общественной структуры, доминирование коллективистско-корпоративистких форм массового сознания (в отличие от западного индивидуализма), предпочтение консенсусных решений и избегание конфликтных ситуаций» [162] .
Вполне поэтому закономерно, что представительная система, парламентарная демократия, привившись на современном Востоке, породила отдельные, весьма специфические формы. Некоторыми проявлениями такой адаптации опять же являются «доминантные партии, личностные ориентации, стремление к консенсусу, иерархичность, приверженность харизматическим лидерам» [163] .
Для обозначения будущего демократической модели в странах третьего мира, а также в целом ряде государств на постсоветском пространстве в западной политологии все чаще используется термин «нелиберальная демократия» (illiberal democracy) [164] . Подобная модель предполагает сочетание отдельных авторитарных методов управления с формально функционирующей системой демократических институтов, которые в итоге наполняются несколько иным, не вполне традиционным с точки зрения западных канонов демократии содержанием. При нелиберальной демократии право обычно не является должным ограничителем прерогатив центральной власти, система разделения властей носит несбалансированный характер, суды не являются полностью независимыми, а граждане не способны в полной мере осуществить целый ряд своих конституционных прав.