Российское народовластие: развитие, современные тенденции и противоречия

Однако, с другой стороны, объективное безначалие, отсутствие лидеров, запрограммированных самой системой на защиту народовластия, является главной причиной появления политической организации общества, то есть государства с характерным для него классом профессиональных политиков. Последние со временем узурпировали саму идею народовластия. В результате во всех современных государствах относительно ничтожное меньшинство привилегированных граждан в режиме ротации держит под контролем все остальное население. Впрочем, на стороне этого привилегированного меньшинства всегда действует социологический закон, на который одним из первых указал Гаэтано Моска: «В действительности господство организованного меньшинства, подчиняющегося единому импульсу, над неорганизованным большинством является неизбежным <…> сто человек, действующих единообразно, сообща и с общим пониманием [задачи], одержат победу над тысячью, в которой нет согласия и с которой можно разбираться поодиночке. Однако первой группе легче действовать в согласии и достичь взаимопонимания просто потому, что их сто человек, а не тысяча» [226] .

Мы считаем, что этот тезис нуждается в некоторой корректировке. На самом деле, господство исторически конкретного меньшинства над неорганизованным большинством в долгосрочном плане не является безусловным. Как мы видели, применяя негативное народовластие как систему грандиозного саботажа, простые люди в состоянии надолго парализовать действия конкретной политической элиты и тем самым сделать ее малоэффективной в конкуренции с другими группировками, претендующими на власть в стране.

9. 3. Государственная политика в перспективе народовластия

Термин «государственная политика» может обозначать два противоположных вида политики, а именно: в собственном смысле государственную политику, носителями которой являются государственные деятели, и просто официальную политику государства, выражаемую так называемыми «профессиональными» политиками. Отличие государственного деятеля от (профессионального) политика зафиксировал Г. Моска: «Государственный деятель – это человек, который на основе широких познаний и глубокой проницательности приобретает ясное и точное понимание нужд общества, в котором он живет. Он знает, где искать лучшие средства для того, чтобы вести это общество с минимальными утратами и страданиями к тем целям, которые общество должно или, по крайней мере, может достичь. <…> Политик, напротив, – это человек, обладающий качествами, необходимыми для достижения высших постов в государственной системе и знающий, как там остаться. Большая удача для народа, если он умеет находить таких лидеров, которые соединяют выдающиеся и редкие качества государственного деятеля и вторичные качества политика» [227] .

В контексте нашей темы можно утверждать, что государственный деятель, по крайней мере, знает о существовании особой народной власти, то есть системы народного противодействия всему тому, что несет реальную или мнимую угрозу стандартам жизнеобеспечения, критически важным для большинства населения. В идеале государственный деятель стремится обеспечить кумулятивный эффект тем, что по возможности согласует свои методы или реформы с господствующими формами жизнедеятельности простого населения страны. Другими словами, государственный деятель присоединяет усилия государственной власти к мощному инерционному потенциалу народовластия. Разумеется, государственный деятель подходит к стандартам народной жизнедеятельности избирательно. Он поддерживает наиболее перспективные и прогрессивные формы народной жизнедеятельности и по возможности мягко нейтрализует деструктивные и социально опасные.

Политик (здесь и далее исключительно в смысле Г. Моска) не признает народовластие в качестве самостоятельной политической силы. Иногда он вообще не знает о существовании власти такого рода. В последнем случае он вряд ли надолго задержится в составе политической элиты страны. Политик же первого вида может признавать политическое действие народной воли лишь по принуждению. Такой политик, как правило, является представителем манихейского миросозерцания. Другими словами, он привык делить мир, в том числе и политическую сферу, на два лагеря: «добра и света» и «зла и тьмы». Отождествляя «народовластие» как таковое с актами революционного насилия, бунтов, мятежей, анархии и аномии, он заносит его по ведомству «зла и тьмы». Народовластие как альтернативный режим, заменяющий государственную власть, он готов признать лишь субсидиарно, как суррогат государственного управления, а именно в тех областях публичной власти, где прямое государственное управление невозможно или нецелесообразно (например, в небольших общинах на периферии общественной и государственной жизни).