Росток

Неожиданно из темени вынырнули будто подвешенные к небу высокие крупнопанельные башни-дома — веселые, сияющие, праздничные. Они словно взбегали по белым уступам — вверх, вверх, чтобы хоть краешком, хоть ребром коснуться звезд и засиять еще ярче.

— Конечная! — известил пристроенный под потолком вагона громкоговоритель и закашлялся.

Григорий нехотя побрел к выходу, бросив на прощанье вагоновожатому:

— Попей горячего чаю с малиной, приятель. А на ноги натяни шерстяные носки. Глядишь, пропотеешь хорошенько и полегчает.

— Хоть один побеспокоился, — засмеялся в затемненной кабине водитель. — С чего бы это?

— Родненький! Кто ж меня будет возить на работу, если ты заболеешь? — пошутил Григорий.

Спрыгнув с подножки трамвая, он зашагал по безлюдной тропинке. Шел не спеша и размышлял вслух.

— Вот сейчас войду в дом, вызову лифт... И понесет меня кабина на пятый этаж, в мою кооперативную берлогу, оплаченную из скромных доходов старшего научного сотрудника. Вставлю ключ в английский замок, врезанный в обитую дерматином дверь... Щелкнет пружина, и откроется бетонное нутро пещеры, обклеенной полосатыми обоями — под дуб... Глянут из рамок, развешанных по стенам, репродукции — фламандские и испанские красавицы... По-стариковски устало заскрипит приобретенная по случаю мебель... И все же — уют. Гавань. Своя... Где-нибудь в спальне или гостиной сидит причесанная Аида Николаевна, манипулирует вязальными спицами. Что она вяжет? Новый мужской свитер или женскую кофточку, которые после того, как закончит, отнесет на городскую толкучку. «Твоих денег как кот наплакал. А мясо нынче кусается... Пусть хоть питание будет у нас как у людей».

«Как у людей», — постоянно твердит она, а сама до сих пор не хочет устраиваться на какую-нибудь работу. И попробуй ее заставь...

8

Свет в квартире не горел. Наталкиваясь на стулья, Савич пробрался на кухню, на ощупь нашел выключатель. На газовой плите в кастрюле, обвернутой полотенцем, томилась картошка. Рядом стояла прикрытая зеленой закопченной крышкой сковорода. На крышке белел клочок бумаги, усеянный узорами слов.

«Ешь картошку и котлеты. Меня не жди», — прочел Григорий, и брови его полезли на лоб. Вот это новость! Аиды нет дома...

Размотав кастрюлю, схватил картошину, посыпал солью, надкусил. Не раздеваясь, примостился возле колченогого столика, оперся на него локтями. Ну и ну! Годами просиживает штаны в лаборатории, стараясь познать тайну нервных процессов... И вот тебе на, познал!

«Куда ж подевалась она, эта непорочная?.. Дурак дураком! Я все время на работе, а она свободна. Куда хочет, туда и пошла. Так-так-так! — Григорий тут же забыл о своей вине перед женой, об измене ей. В сердце шевельнулась ревность. — Куда ж я раньше глядел? Почему не присматривался к ее знакомым? Каким? Кто они? Где встречается с ними? Да, я совсем ничего не знаю. Несомненно, она выбиралась вот так не раз и не два, скрываясь от меня. В самом деле, целый день в четырех стенах не высидишь. Да и на рынок надо, в магазин... Паркет блестит, дорожки откуда-то появились... Не замечал я их почему-то раньше, считал распределение домашних обязанностей принятым раз и навсегда... Так, к кому же она пошла? Значит, с кем-то крутит... Вот-вот! Есть зацепка для моего оправдания...»

Григорий раздраженно оттолкнул ногою стул, стоявший возле стола. Загремев, он отлетел к плите, упал на цветные квадраты линолеума. Поднимая его, машинально взглянул на стену, куда Аида повесила портрет какой-то малоизвестной иностранной кинозвезды.

«Кого она напоминает? — пытался вспомнить Григорий, держа стул в одной руке и расстегивая пальто другой. — Пухленькие губы, ливень черных волос, прямой короткий носик... Майя!»

Его будто обожгло мысленно произнесенное имя. Поставив стул, поплелся в прихожую, разделся. Вешая пальто, заметил Аидину шубку. В чем же она выскочила из дома? Сунув ноги в шлепанцы, включил свет в гостиной.

Единственное кожаное кресло возле торшера мягко приняло усталое тело Григория. Расслабившись, протянул руку, нащупал на тумбочке принесенную недавно книгу «Нормальные программы человека», полистал. Рождение, развитие, размножение, смерть... Все это заложено еще в зародышевых клетках.

Григорий раздраженно швырнул книгу на тумбочку. Как осмысленно, подробно, досконально все изучено, проанализировано, подытожено. Нет, не все. Где в этих программах находятся любовь и ненависть, порыв и безразличие? Откуда появляются любовь и коварство? Как рождаются доброта и злость? К сожалению, ученые еще не проникли в эти таинственные глубины-бездны, и трудно предсказать, когда это случится.

— Пора на боковую, — произнес он вслух и побрел в спальню.

Сел на кровать, разделся, включил торшер, первую вещь, купленную с Аидой для квартиры. Приглушенный абажуром свет мягко выхватил уголок комнаты, и зимой оплетенный зелеными стебельками и листьями вьюнка. Его корни приютились в двух горшочках, пристроенных на деревянных подставках, зеленые побеги вились по стенам вверх и, переплетаясь между собой, создавали причудливую вязь.