Ростов-папа. История преступности Юга России

На заметке у полиции были хазы Николая Куцина (Почтовый, 59), Павла Николаева (Азовская, 10), Петра Анищенко (6-я линия, 47), лимонадная лавка Устиньи Семикиной на Никольской и пр. Грамотно построенные «специализированные» притоны представляли собой целые лабиринты переходов, чуланов, закутков и устраивались так, чтобы в случае опасности можно было бы выйти на соседнюю улицу через потайной ход.

Бесчисленные хазы и малины Богатяновки строились на склоне холма с таким расчетом, чтобы из них было не менее 4–5 выходов на другие улицы, крыши соседних домов, крысиные ходы (они до сих пор сохранились). Оттого и облавы здесь не давали почти никакого результата.

Эпоха большого переселения с рабочих окраин в центр Ростова в разгар уплотнения буржуев в начале 1920-х годов привела к тому, что в старых купеческих особняках обосновались босяки и лихие люди с бывших слободок, привнеся «нравы Растеряевой улицы» в некогда респектабельные кварталы. Сюда же, пользуясь случаем, перебрались барыги Нахаловки и Байковского хутора. Донугро сбивался с ног, не понимая, где искать воров и бандитов — на привычных малинах старых времен или на новых хазах, расплодившихся в историческом центре, под самым носом уголовки. Причем в советское время содержателями притонов становились уже не бывшие воры и босяки, а вполне обычные пролетарии, рассчитывавшие подзаработать на укрывательстве преступников добавку к грошовой зарплате.

Однако именно в советское время прежние «мешки» и блатер-каины перестали напрямую зависеть от воров, став настоящими деловыми людьми. Их опыт по содержанию подпольных мастерских и складов пригодился во время НЭПа, помогая создать целую подпольную индустрию производства и сбыта левой продукции. Благодаря им в стране расцвел черный рынок вечно дефицитных продовольственных и промышленных товаров. Особую ценность эти пронырливые предприниматели представляли еще и потому, что после Гражданской войны редкие обыватели имели на руках деньги или ценности — людей раз за разом обчищали очередные городские власти, изымая имущество в ходе обысков, реквизиций и в счет контрибуций. Поэтому основными объектами охоты ростовских воров и грабителей начала 1920-х годов становились склады продовольственных и промышленных товаров. Главным образом нэпманских, так как покушение на социалистическую собственность сразу тянуло за собой расстрельную статью. Сбывать же добычу можно было только через черный рынок или вполне легальные ростовские базары по каналам, которые годами нарабатывали только опытные деловые люди.

Облавы и чекистский террор конца 1920-х годов, когда многие притоносодержатели и воры угодили в только что созданный Соловецкий лагерь особого назначения (СЛОН) и на иные «курорты» нарождавшегося ГУЛАГа, показали, что концентрировать все основные малины и подпольные мастерские в одной Богатяновке опасно. И растеклась «мешочная масть» по всему Ростову-папе. А в более поздние годы именно из таких, не утративших связь с хеврой, вышли фарцовщики и первые советские цеховики — будущие олигархи.

Донный ил

Ростовская «пехота преступного мира» на рубеже веков версталась главным образом в многочисленных городских ночлежках и на грошовых постоялых дворах. Их обитатели были основной действующей силой в любых уличных беспорядках, массовых масленичных кулачных боях в Камышевахской балке, стачках, манифестациях, еврейских погромах, мародерстве на пожарах и пр. Налетчики привлекали местных босяков для ограбления крупных складов или магазинов. К примеру, чтобы завязать драку с охраной или в качестве отвлекающего фактора в случае полицейского преследования. Нахичеванская голытьба вместе с вентерюшниками с удовольствием бомбила проходящие вдоль Дона поезда, на ходу подчистую выгребая товар из вагонов. Платили им либо нелишние копейки, либо долей из добычи.

Впрочем, слоняясь без дела, обитатели ночлежек от скуки с удовольствием принимали участие и в преследовании самих мазуриков в ходе полицейских облав, когда была возможность беспрепятственно кого-нибудь попинать ногами, а то и стащить потерянную кепку или финку. Все доход.

Разорившимся ремесленникам и лишившимся работы сезонным поденщикам, которые жили одним днем, заработанные средства позволяли лишь получить временную крышу над головой да не помереть с голодухи. Божий день они проводили в порту, на базарах, мельницах, заводиках, возле магазинов, трактиров, где не гнушались самой черной работой. Были базарными носильщиками — елдами, таскавшими грузы, погрузчиками угля в порту, ассенизаторами, мусорщиками, чернорабочими на стройках и пр. Отметим, не полностью опустившимися людьми, не нищими. А лишь самыми низкооплачиваемыми из всего тогдашнего городского пролетариата. Заработок в виде гривенника-пятиалтынного-полтинника в день был их обычным доходом.

Сезонные рабочие в навигацию зарабатывали поденно до 75 копеек, а после ее окончания — не более 20. Иные и того не видели.