Ростов-папа. История преступности Юга России

В теплое время года и гультяи, и босяки перемещались «на природу». Они располагались на свежем воздухе, вповалку ночуя на холмах, среди пакгаузов, под звездным небом. От озорства нападали на катающихся на лодках, а то и насильничали купающихся девок. Отличить обычных бродяг от братьев-разбойников было трудно, поэтому приличная публика носа не казала в такие сомнительные места.

Нищеброды, калуны и мамахи с поленом

Обитатели дна всегда были разнообразны и неповторимы, у каждого была своя история падения. Не счесть историй крушения судеб, среди них масса вымышленных, но многие правдивы и отражают сломы эпохи: разорение крестьян в пореформенный период, боевые или производственные увечья, многодетность, малоземелье в Центральных губерниях, неорганизованная миграция населения в южные края с надеждой на лучшую жизнь, высылка из столиц, голод, моровые поветрия, межэтнические столкновения и т. п.

После отмены крепостного права крестьяне порой снимались с мест целыми селениями (это могли быть также погорельцы, беженцы, жертвы голода или резни), бредя с сумой и побираясь христовым именем в края обильные и мирные. Таковыми в XIX веке были уже давно замиренные, многоземельные и стремительно развивающиеся Новороссия, Крым, Дон и Кубань.

Однако добираться до них было долго и хлопотно, а кушать хотелось ежедневно. Да и не факт, что на месте быстро удастся обустроиться и найти работу. Так что до этого приходилось жить подаянием, что никогда не было зазорно на Руси.

По данным Министерства внутренних дел Российской империи, на 1877 год общее число нищих в 71 губернии, по самым приблизительным подсчетам, превышало 293 тысячи (при численности населения России — 71,2 млн человек). В деревнях количество нищих возрастало в конце зимы, когда проедался прошлогодний урожай, а набор сезонных работников в портах и на заводах-фабриках еще не начинался. И даже если главе семейства удавалось устроиться на грошовую работу в городе, его жена и дети вынуждены были идти по миру нищебродить.

Смиренное поведение, терпение и неагрессивность накладывали отпечаток на этот самый спокойный «взвод» пресловутой босяцкой «золотой роты».

Однако нищенство нищенству рознь. На рубеже веков в Европе вообще, а в России и Ростове в частности сложилась целая индустрия нищенского промысла, поставленного на профессиональную основу. Так продолжается и по сей день.

В прекрасной пьесе Бертольда Брехта «Трехгрошовая опера», изображающей лондонских нищих конца XIX века, описано целое государство в государстве, которым заправляли местные «мазы». Любой желающий попрошайничать в одном из 14 районов Лондона должен был получить своеобразную лицензию у фирмы «Джонатан Джеремия Пичем и Кo», возглавляемой местным головорезом. За скромную половину ежедневного дохода и «лицензию» соискатели получали экипировку в соответствии с «пятью основными типами убожества, способными тронуть человеческое сердце».

В Петербурге нищую братию, промышлявшую в районе Первой и Второй Вяземской лавры, у Всеволода Крестовского в «Петербургских трущобах» крышевал отставной майор Спица.

В Макарьевском уезде Костромской губернии целая волость крестьян профессионально занималась нищенством, настреливая в хорошие дни куда больше того, что они могли заработать обычным трудом.

Выпускник Московской духовной академии Яков Недоходовский рассказывал, как в Калужской губернии он неоднократно предлагал нищим работу, но те в ответ смеялись ему в лицо, говоря: «Мы вдвое больше добудем сумою; будем в день два раза чай пить с баранками и водкой, да еще на табак останется; спать будем сколько угодно, а у тебя что? Плечи-то ломать…»

Русский правовед-криминалист Август Левенстим утверждал, что в столицах опытный стрелок-попрошайка зарабатывал до 3 рублей в сутки и до 300, а то и до 1 тысячи в год.

В провинции выклянчивали меньше, но выручали многочисленные религиозные праздники, тезоименитства государя и государыни, ярмарки, свадьбы, похороны, гульбища и пр. В Ростове в обычные дни просящий милостыню при храмах, на базарах и центральных улицах мог рассчитывать на доход от 80 копеек до 1 рубля, в праздничные эта сумма, как правило, утраивалась. Жуликоватые торгаши и их семьи стремились спасти душу, откупившись от Всевышнего своеобразной взяткой посредством милостыни.