— Весьма!.. — однако Савка уже ничего не ощущал, глотал, как воду. "Уйду! — преисполнился он мрачной решимости. — Сегодня же и соберусь!" Когда Савка оторвался от своих дум и созерцания тарелки, за окнами уже стемнело. Обед решительно затянулся и как-то плавно перетек в ужин. Впрочем, господа расходиться и не думали. Напротив, веселье только набирало обороты. Кто-то придумал устроить пляски, послали за цыганами. Но Евдокии среди присутствующих уже не было.
— Уехали-с. Два часа назад, — сообщил лакей. Выходил из-за стола Савка сам. Медленно, стараясь не делать резких движений, словно на голове стояла полная чашка. Сделав глубокий вдох, удачно попал в двери и взгромоздился в чью-то коляску. Велел кучеру:
— Гони!..
Ночной холод и неблизкая дорога до загородного дома повыбили хмель из шумевшей головы. Однако тяжкий камень с сердца не спал. Евдокию Савка отыскал на втором этаже в крошечной комнатушке с единственным окном. Уютно горела лампа, освещая, как всегда, ворох исчерченных листков да стопку книг. Евдокия сидела в исподней сорочке с накинутой на плечи шалью. Обернулась, смерив Савку взглядом, обозначила ямочки на щеках:
— Хорош!..
Откинула темную прядку, что выбилась из-под заколок, упав на лоб. Сейчас Евдокия не походила на неприступную фабрикантшу со сведенными в строгости бровями, с ледяным взором, от которого холодели спины директоров и подрядчиков. Карие очи ее, казавшиеся в полумраке черными, влажно поблескивали, лучились теплом.
— А я тебе не супруг, чтобы ответ держать, — набычился Савка. — Сколь хочу, столько себе и гуляю…
— Ишь ты!..
— И вообще… — Савка собрался с духом, проталкивая непослушные слова. — Я проститься зашел… Ухожу я…
— Это что же так?.. — улыбаться Евдокия не перестала, но по лицу ее пробежала тень. — Аль не угодила чем?.. Аль надоела?..
Савка сглотнул.
— Али еще нашел кого?..
— Никого я не нашел… А только нечего мне с тобой ждать… Болтаюсь, все равно как карандаш в стакане!.. Не пара мы…
— Что ж… Вольному – воля…
Савка уронил голову. Ну, вот и все… Сказал… Пора бы и идти, да только ноги отчего-то к полу приросли. На Евдокию глянул, а у той вместо искорок озорных в глазах слезы стоят. Никогда ее такой не видел… Потерянной… Так сердце сжалось от этого, хоть помирай. Евдокия вдруг вскочила кошкой, обвила Савку руками, припала к груди:
— Ну, что ты себе надумал, Савушка? Что стряслось с тобой?
— Не могу я больше в полюбовниках твоих ходить!.. И на содержании жить не собираюсь!..
— Вот как… А что же сватов-то не присылал? — Евдокия изогнула бровь. — Время было…
— Скажешь тоже… Сватов, — пробубнил Савка. — Кто я и кто ты…
— А ты попробуй… Может я и… соглашусь…
Савка стоял, как истукан, хлопал глазами.
— Вот ведь дуралей!.. — Евдокия отстранилась, присела к секретеру.
Вынула чистый листок, обмакнула перо и принялась что-то царапать, проговаривая себе вполголоса:
— Я, Евдокия Егоровна Кулакова, находясь при трезвом уме и здравой памяти, составила настоящую дарственную грамоту о том, что добровольно передаю в безвременное пользование принадлежащие мне Тверские мануфактуры и иные здания общим числом тридцать семь штук Савелию Никифоровичу… Как фамилия-то у тебя? — Евдокия поклевала пером в чернильницу.
— Ты что это себе задумала, а? — насторожился Савка.
— Ах ты господи, сокол мой ясный! Чтобы не кручинился ты, что без роду, без племени да без гроша в кармане, сделаю-ка тебя, пожалуй, не последним богатеем!.. За такого-то, поди, любая побежит? А? — Евдокия подмигнула. — Фамилия у тебя как?..
— Дык это, — Савка поскреб затылок, — Морозовы мы…