Ротмистр

Выстрелы казаков не остановили, а, наоборот, заставили рассвирепеть. Вспомнились пораненные товарищи, покалеченные лошади. Сотня ворвалась на каменистые уступы форта, кроша шашками редких защитников, не успевших убежать, и свалилась на голову гарнизону, отстреливавшемуся от наседающей пехоты. Окопы захлестнула сумятица, смолкла батарея, заградительный огонь стал реже, а после, когда на укрепления прорвались ощетиненные штыками пехотные цепи, и вовсе смолк. Ревин стоял в стороне, довольствовался ролью наблюдателя, благо, казаки знали, что делать и без него.

Теперь можно было подивиться той легкости, с какой форт пал. Так стоит многие месяцы неприступная снежная круча, а вот, от тяжести крохотной снежинки уже несется неудержимо вниз.

Ревина окликнули. Перед ним стоял собственной персоной капитан Одоев, такой же самоуверенный, что и раньше, только в пропыленном мундире.

— Вот где свиделись!..

Несмотря на возбужденный тон, Ревин в голосе Одоева уловил нотки досады и даже готов был побиться об заклад, что уж очень хотел капитан стать первым русским офицером, ступившим на территорию форта.

— Где уж нам, пехоте, за вами угнаться…

— Бросьте, Одоев! — отмахнулся Ревин. — Тоже, знаете… Придумали везде устраивать соревнования! Хватит на вас орденов!

— Ошибаетесь! Вот тут вы ошибаетесь, Ревин! Наши с вами ордена достанутся штабным прихвостням. Одно утешает, что не все! — Одоев подмигнул и вполне дружелюбно рассмеялся. — А знаете, я чертовски рад вас видеть! И казачки ваши нам здорово пособили.

Ревин отвесил деланный поклон.

— И слыхал я, что стрелять вы не только по шестеркам горазды, — Одоев многозначительно похлопал по своей огромной кобуре, едва ли не достававшей до колена. — Впрочем, никогда не поверю, что такой человек, как вы явились на войну за наградами. Нет, в известной степени, этого желают все. Званий, почестей, славы… Но у вас за спиной что-то еще. Да-с! И это не высокие фразы о долге, отечестве и вере. Скорее, вы такой же рабочий войны, как и я… Вот только не хватает вам определенно, вы только не обижайтесь… Вам не хватает ярости!..

— Ярости?

— Да. Священной ярости берсерка. Вы взгляните на себя, вы хладнокровны, как рыба.

— Что же в этом плохого?

— Помилуйте! В состоянии, когда вскипает и прорывается наружу первобытное, звериное естество человек становится стократ сильней, быстрей, перестает чувствовать боль, не ведает страха.

— Следует ли из ваших слов, — Ревин приподнял одну бровь, — что чем яростнее воин сражается на поле брани, чем больший страх живет в его душе?

— Возможно, — задумчиво произнес Одоев. — А следует ли из ваших слов, что вы не испытываете страха вовсе? — и, не дождавшись ответа, коротко кивнул: – Честь имею! — и крутанулся на пятках.

Ревин проводил капитана взглядом и буркнул вслед:

— Вовсе не боятся дураки, либо мертвые…

Противника смяли, рассеяли и обратили в бегство. Казаки гоняли беглых, догнав, конвоировали в плен. Сопротивление почти никто не оказывал.

На крепостные стены обреченной цитадели строем, под музыку шла пехота. Следом, пожелав руководить штурмом лично, во главе свиты офицеров ехал не кто-нибудь, а сам командующий корпусом Лорис-Мельников. Он то и дело поправлял кепи с белым околышком, спадающее от тряски на большой армянский нос.

В суматохе боя, увлекшись погоней за каким-то турецким чином, Ревин с казаками врезался в охранение высокого начальства, оказавшись буквально лицом к лицу с генералами. Бравые адъютанты поспешили оттереть неожиданных визитеров лошадьми, но дальше случилось непредвиденное. Откуда-то с крепостной стены со свистом прилетела бомба и, шипя, шлепнулась прямиком перед командующим. Кто был порасторопнее, тот навострился прочь, прячась за спинами других, остальные замерли, словно вкопанные, не в силах отвести взгляд от крутящейся волчком гранаты.

В следующий миг, каким-то непостижимым образом, Лорис-Мельников покинул седло и оказался на земле, придавленный чьим-то телом. Грохнул взрыв. По счастливой случайности никто не пострадал.

— Виноват, — Ревин поднял командующего на ноги и поспешил отдать честь.

— Гм, — Лорис-Мельников приходил в себя. — Благодарю! — кто-то услужливо подал ему слетевшую кепи. — Э-э, ротмистр?..

— Ротмистр Ревин, ваше высокопревосходительство.

— Гм… Я ваш должник, ротмистр… М-да…

— Никак нет, ваше высокопревосходительство! — Ревин снова козырнул. — Судьба!

Лорис-Мельников кивнул:

— Не забуду.

* * *