Но ответа не последовало. Она вбежала в гостиную, заглянула на кухню, проверила спальни. Сколько её не было дома? Роуз посмотрела на часы и на отметку в мамином календаре. Прошёл всего день. Она не знала, как это было возможно, ведь она провела так много времени в Эпперсете. Но ей сразу же стало это безразлично. Она дома. Живая.
– Мам!
Вполне возможно, что родители и не заметили её исчезновения, учитывая график матери и рассеянное состояние отца. Они проводили мало времени вместе. У них его просто не было. Мама сравнивала их с кораблями, расходящимися в ночи, и Роуз это казалось невероятно грустным. Девочке очень сильно хотелось увидеть маму, хотелось, чтобы отец стал прежним.
И тут, как по волшебству, она услышала звук подъезжающей машины. Свет фар скользнул в окно гостиной, окинул стены и сразу же погас. Когда Роуз подбежала к окну, улыбка озарила её лицо.
– Мама! Мама!
Она с удивлением обнаружила, что вот-вот заплачет. Мама как будто пришла на её зов.
Конечно, скорее всего, она заехала домой перекусить перед ночной сменой в больнице, но Роуз было всё равно. Мама была дома.
Девочка распахнула входную дверь, перепрыгнула ступеньки обветшалого крыльца и побежала по дорожке, чуть не сбив маму с ног, едва та успела выйти из машины.
– Что случилось? – спросила мать, крепко прижимая её к себе. Она продолжала её обнимать, рассматривая лицо дочери: – Ты не оставила никаких записок. Сама знаешь, я не люблю, когда ты ничего не пишешь. Я волнуюсь за тебя.
Роуз было тепло в родных руках. Ей так повезло с мамой. Другая мать давно бы сдалась. Но не её. Она была бойцом.
– Мам, – сказала Роуз. – Сегодня я хочу поехать с тобой.
Мама отстранилась, с любовью глядя на дочь и гладя её пальцами по щеке.
– Со мной? Куда?
– В больницу. Пожалуйста.
Лицо матери немного напряглось.
– Сегодня? Роуз, тебе завтра в школу.
– И что? Я поеду всё равно. Обещаю, что не буду проситься спать. Пожалуйста, возьми меня с собой. Мне нужно увидеть Гиацинта. – По её щеке стекла слеза. – Очень нужно.
Опустив лицо, мать снова притянула её к себе.
– Хорошо, хорошо. Конечно, я возьму тебя с собой.
Больница возвышалась подобно Скверне. Роуз она казалась столь же тёмной и удушающей. Больничные коридоры проглотили её. Девочка съёжилась. Плечи подались вперёд, подбородок опустился, руки скрестились на груди. Она снова почувствовала себя маленькой девочкой. Самым маленьким ребёнком.
Когда они подошли к палате её брата, сердце Роуз колотилось так сильно, что ей показалось, будто её грудь выпячивается от стука. Сердце словно намеревалось вырваться и убежать. Побледнев, Роуз замерла у двери, тяжело дыша.
– Ты в порядке? – спросила её мама. – Уверена, что ты этого хочешь?
Роуз кивнула. Едва слышным голосом сказала:
– Надо.
– Тебе нечего бояться. Представь, что он спит, – сказала мама. – Всего-то. Тебя там не ждёт какое-нибудь тысячеглавое чудище.
Она улыбнулась Роуз и подмигнула. Затем вошла в палату. Роуз на мгновение склонила голову, размышляя над сравнением. Когда она сделала шаг, её сознание было белоснежным. Она не думала ни о чём, кроме того, что видела перед собой.
Комната сомкнулась вокруг неё. У дальней стены стояла кровать, в окно лился лунный свет. Непрекращающийся писк техники сравнялся с ритмом сердцебиения Роуз. Пластиковые трубки висели нитями паутины. Девочка ступала осторожно, так же, как когда она была здесь в прошлый раз. Медленно приближаясь к кровати, Роуз вспомнила о королеве Секвойе и её принце, об их пустых лицах. Она подошла к койке, и мама пододвинула ей стул, но Роуз не села. Губы девочки дрожали. Она взяла брата за руку, его сжатые пальцы были холодными и одеревеневшими.
Не похоже было, что он спит. Гиацинт выглядел так, словно застрял между двумя мирами. Из его носа и рук торчали трубки. Лёжа в койке, он казался маленьким, ссохшимся.
Роуз попыталась что-то сказать, но голос не поддался. Из неё не вырвалось ни звука. Ей хотелось сказать, как ей жаль, хоть она и не была уверена за что. Наверное, за многое.
Тело Гиацинта страдало, но девочка знала, что его разум был сильным. Он сражался. Она крепче сжала его руку и снова попыталась заговорить. Тихий всхлип сорвался с её губ.
Мама погладила её по плечам.
– Говори, Роуз. Он тебя слышит.
«Давай, – подумала Роуз, повторно переживая свой первый визит сюда. – Поговори с ним. Разбуди его. Верни домой. Ты ради этого сражалась».
Она сжала его руку пуще прежнего. Подняла голову. Подобралась к нему. Её губы почти касались его уха. «Ты сможешь».
С лёгким вздохом её губы приоткрылись, и она заговорила твёрдо и чётко:
– Я здесь, Ги. Это я, Роуз. Прости, что так долго. Мне нужно было стать такой же сильной, как ты. Пожалуйста, выслушай меня. Если ты меня слышишь, дай мне знак. Как угодно. Дай мне знать, что ты ещё с нами. Покажи, что ты продолжаешь бороться.
Дрожа, она всматривалась в его лицо в ожидании знака, следила за его глазами, губами. Она сидела совершенно неподвижно, чтобы ничего не упустить. Даже не моргала. Секунды шли. Минуты.
Руки матери сжали её плечи, Роуз закрыла глаза. В горле запершило.