Ровесники. Немцы и русские (сборник)

У нас с сестрой, у каждой, были большие куклы со сгибающимися руками и ногами. Мама выменяла их за два фунта муки. В 1943 году я пошла в школу в Петерсвальде. Поскольку моя мать была швеёй, на мне было красивое платье. Мама всегда старалась, чтобы мы были красиво одеты, только обувь трудно было достать. Пришлось поискать по соседним деревням. Ранец мне купили в Теплице, и это был ранец для мальчиков с большой защелкивающейся крышкой, на которой было изображение косули. Все говорили, у тебя мальчиковый ранец, но мне он нравился, и я охотно ходила с ним в школу. До тех пор я ничего не знала о войне, но в школе нам много говорили о ней, и мы должны были смотреть фильмы. Каждое утро в начале уроков мы стояли навытяжку и пели песню «Боже, береги нашего фюрера». Я до сих пор помню ее и вспоминаю слова отца, когда он приехал в отпуск в декабре 1941 года и, по словам матери, сказал: «Этот человек сумасшедший, и мы проиграем». Мы с саночками проводили отца до главной улицы в конце деревни, лежало много снега. Мы остались стоять, а он пошел дальше с ружьем за спиной. Сестра и я сидели на саночках и смотрели ему вслед, он обернулся и помахал рукой. Это врезалось мне навсегда в память.

В школе преподавали строгие учительницы, большинство из них были руководящими членами Союза немецких девушек. Одна ударила меня однажды ребром линейки по пальцам, так как я одну букву написала выше строчки. Мы принимали участие в учениях по воздушной тревоге. Неожиданно звучала сирена, и надо было бежать в подвал. Над нашим поселком часто пролетали эскадрильи на Ауссиг (Усти-над-Лабем) и на обратном пути часто сбрасывали бомбы. Мне всегда было страшно, но чем тут поможешь. Мать работала на фабрике по изготовлению молний для одежды. После школы я нередко шла туда и смотрела на работниц, одновременно я брала обед домой для нас с сестрой. У многих соседских детей отцы были на фронте или в тюрьме. После школы мы встречались, играли, у нас было много придумок, но в основном баловство. Но у нас были и задания: сделать необходимые покупки, убрать в доме, и если мы запаздывали, то спешили домой. Моя старшая сестра следила, чтобы я выполняла свою часть работы. Летом по воскресеньям мы отправлялись с мамой на прогулку в Шёнвальд, чаще всего по полям и через лес – это был кратчайший путь, а вечером возвращались домой. Мама помогала на уборке урожая, и конечно, мы несли с собой масло и молоко. В 1944 году мы получили беженцев из Кенигсберга: двух женщин, фрау Роггель и фрау Кнох, каждая с 5-летним мальчиком. Для нас это стало событием и одновременно привело к стесненности. Фрау Роггель занималась уборкой и готовила на всех. Фрау Кнох была образованной и учила нас. Они оставались у нас до апреля 1945 года и затем отправились дальше на запад с военными машинами. Они очень боялись русских. Мы ведь жили в доме на главной улице, и мимо нас шли отступавшие войска. Однажды ночью наш дом был переполнен беженцами и солдатами. Раненые лежали в коридоре и страдали, поскольку врачи не появлялись, каждый был предоставлен самому себе. Перед отступлением через деревню прошли целые колонны пленных и евреев. Евреи были закутаны в серые покрывала, и нам не разрешалось давать никакой пищи. Их конвоировали вооруженная охрана с злыми собаками. Однажды моя мать передала им немного еды от нашего обеда, для этого ей пришлось пройти с ними некоторое время. Женщины хотели пить, но не получали воды. После этого мы стали всегда прятаться. В нашем доме уже почти не оставалось пищи и одежды. Многое забрали с собой беженцы и солдаты, ночевавшие у нас.

9 мая со стороны Дрездена пришли русские. Мы оделись и убежали в поле в яму, где ждали, что же случится, но к вечеру нам пришлось уйти. Русские потребовали это от хозяина поля. Мы тогда остались на ночь на крестьянском дворе и всю ночь просидели на коленях у матери. На следующий день мы вернулись к себе домой. Там уже расположились офицеры с медпунктом и кухней, и мы могли остаться. Мне тогда было 8 лет, и я сначала была удивлена, что русские такие же люди, как все. Нам ведь тогда изображали русских как полузверей. Они меня очень полюбили, и мне разрешали вместе обедать. Они пробыли в нашем доме, кажется, несколько недель. С ними была также одна женщина, которая ночевала отдельно внизу около мастерской.