После возвращения из ГДР мне пришлось выполнять обязанности ученого секретаря Ученого совета отделения специальных исследований и одновременно обрабатывать и оформлять привезенные материалы в виде диссертации на соискание ученого звания кандидата геолого-минералогических наук по специальности «геохимические методы поисков урановых месторождений». Это было напряженное, но интересное время. Полученные результаты обработки анализов, особенно изотопно-свинцового, складывались в интересную работу. Пришла пора защиты в Всесоюзном геологическом институте (ВСЕГЕИ), отзывы на реферат и саму работу были положительные. К сожалению, главный оппонент, будущий заместитель директора Радиевого института, не явился на защиту, что привело к отправке моей работы к так называемому «черному рецензенту» и задержке получения диплома на год. В данном случае даже его отрицательное мнение на часть аналитики не привело бы к такой задержке – необходима была дискуссия, и он знал об этом. Несколько лет спустя на одном совещании мало знакомый московский геолог подошел ко мне и сказал, что он был этим «черным рецензентом» и весьма положительно оценил диссертацию.
Моим непосредственным руководителем был заведующий отделением специсследований ВИРГа Игорь Александрович Лучин, уже знакомый мне по «Висмуту». Это был прирожденный руководитель, умный, доброжелательный, пользовавшийся авторитетом в коллективе. Он умело находил правильный тон и с начальством Главка, и с подчиненными, что было непросто при его некоторой авторитарности, потому что в коллективе было немало выдающихся ученых с собственными идеями. Жаль, что он рано ушел из жизни, видимо, все же сказалась долгая работа на урановых рудниках.
Интересными были работы по аэрозольной съемке в Кызылкумах, осложненные, правда, тяжелейшей аварией из-за неисправности тормозов ГАЗ-69. Спасавший нас казах не поверил глазам своим, что мы все живы. Оказалось, что на этом повороте уже было несколько аварий, но в живых не остался до нас ещё никто. Уже в Ленинграде оказалось, что у меня был перелом грудного позвонка. Пришлось долго лечиться грязевыми ваннами в Евпатории.
Постепенно в исследованиях ВИРГа стали большое значение приобретать экологические вопросы. Благодаря Владиславу Титову я оказался вовлеченным в радоновую проблему которая по настоящему увлекла меня. Приближались веяния перестройки, надо было не просто решать проблемы, но и искать экономическую базу существования – договора заинтересованных заказчиков. Владислав Константинович нашел элегантные и одновременно простые способы решения проблем картирования радоноопасных территорий, а также и отдельных помещений.[36]
’[37]-[38] Начались контакты со здравоохранными организациями. С этими решениями мы побывали в разных опасных по радону местах: Алма-Ате, Акчатау, Кировограде. Нас поразили высокие, в десятки раз превышающие допустимые, концентрации радона в некоторых домах Кировограда, под которым расположено урановое месторождение. Спрашиваешь в такой хибаре на окраине старика, где старуха – «умерла от рака». Все полученные данные мы передавали местным властям, дальше должны были заниматься органы здравоохранения.После перестройки мы пытались с российскими бизнесменами внедрить методику и аппаратуру в Чехословакии и Германии, побывав с измерениями в Праге, Яхимове, Фрайтале и других объектах. В Берлине мы с Владиславом Константиновичем были приглашены в Федеральное бюро по радиационной безопасности, где сделали доклад о методике скоростного картирования радоноопасных территорий и изучения радона в помещениях. Но конкуренты на Западе были не нужны, бывшие социалистические страны Чехословакия и Восточная Германия сами испытывали экономические трудности. Ничего экспрессного им было не надо, местные специалисты хотели обеспечить себя работой надолго.
Небольшие статьи по изучению радона в помещениях – это, пожалуй, единственные открытые публикации, десятки других по поискам урана в силу существовавшей тогда секретности до сих пор остаются недоступными.
В начале 1991 года Ира почувствовала сильные боли в области живота. Когда были сделаны необходимые анализы, оказался рак поджелудочной железы в последней стадии. И хотя я скрыл заключение врача, она чувствовала, что ее ожидает. Никакие попытки спасти – лучшие врачи тогда ещё Ленинграда, консультации в Израиле, операция на Пискаревке, обращения к экстрасенсам – не помогли. Мы остались одни. Она осталась навечно в нашей памяти и в названии уранового минерала иригинита, названного так по её имени и имени матери Гинды Юльевны Эпштейн, известного советского минералога, открывшей этот молибдат урана в районе Удоканского хребта и описавшей его в качестве первооткрывательницы в 1959 году.