В Зигмаре нас поместили в ведомственную гостиницу находившуюся в доме старого образца со старинной мебелью. Прислугу представлял худой высокий старик лет 70, который провёл нас в комнату и показал всё, что могло потребоваться. Это был первый немец, с которым мы остались без свидетелей. У него были прекрасные манеры для общения с клиентами, по-русски он не говорил. Сразу скажу о своём немецком языке. Я его знала в объёме курса советской средней школы, оконченной шесть лет назад. Лучше немецкого я знала английский язык, так как три года, приходившиеся на школьный период, параллельно училась на Государственных курсах английского языка для взрослых. Эти курсы давали очень хорошие знания. Казалось бы, с языками у меня всё было благополучно, если бы не одна моя личная особенность. То ли из-за какого-то дефекта моего слуха, то ли по другой причине у меня в обоих иностранных языках были проблемы с устным общением: я плоховато понимала устную речь. А вот с чтением, грамматикой, орфографией и словарным запасом всё было хорошо. В разговоре я достаточно бойко и грамматически правильно излагала то, что хотела сказать, конечно, с большим акцентом. Ответ же собеседника понимала плохо, переспрашивала. Читала по-немецки, естественно, при таком раскладе гораздо лучше, чем говорила. Мой немецкий язык удовлетворительно обслуживал меня в магазинах, столовых, на транспорте и в других бытовых ситуациях. Слушать радио, доклады и т. п. – это было не для меня. А вот сама, предварительно подготовившись, могла сделать небольшое сообщение перед немногочисленной немецкой аудиторией, например, перед своими подчинёнными немцами в мастерской ремонта геофизических приборов. Для русских сотрудников в «Висмуте» было обязательным изучение немецкого языка в специально организуемых кружках с преподавателями из советских переводчиков. Мы учились, получали оценки, сдавали зачёты и экзамены. В этих кружках был знакомый мне «школьный» стиль преподавания учителем, не являющимся носителем языка. Всё, что преподавали, я знала из средней школы, и мой немецкий от занятий не улучшался. Единственной пользой от них были прекрасные оценки, которые украшали мои характеристики. Я жалею, что не использовала три года жизни в ГДР для усовершенствования своего немецкого языка, в том числе и письменного.
Вернусь к нашему с мужем пребыванию в гостинице в Зигмаре. Я была воспитана в СССР на советской пропаганде, составной частью которой была шпиономания. Нам внушали, что в капиталистических странах, а иногда и на родине, советские граждане подвергаются атакам «агентов империализма». Агенты стремятся выведать государственные секреты и завербовать на службу какой-нибудь иностранной разведки. Агенты могут носить всевозможные маски: служащих любого ранга, обслуживающего персонала, бизнесменов и др. Чтобы не попасть на крючок к агентам, надо быть бдительным. В течение всей жизни советского человека пропаганда лилась на него через средства массовой информации, литературу, начиная с детской, лекции, плакаты, кино, театры и т. д. Если человек выезжал за границу в командировку или (позже) в турпоездку, то с ним проводилась инструктивная беседа специальными людьми, в моё время обычно в райкоме партии. Слушали такие беседы и давали разные подписки и мы с мужем. Что касается меня, то я больше боялась не поползновений «агентов», а всевидящего ока наших спецслужб разного вида и ранга и возможных доносов рядом работающих людей. Хотя, находясь в ГДР, «агентов» я тоже не исключала. Могу точно сказать, что в те времена я в этом смысле была запуганной. Наш гостиничный старик-немец как бы «лип» к нам, то есть часто заходил, спрашивал, нет ли у нас дополнительных просьб, объяснял и показывал что-нибудь, что якобы упустил сделать раньше. Теперь я понимаю, что он был безобидным человеком, ему просто было скучно, так как кроме нас никого больше в гостинице не было. Опять же мы для него были новыми, ещё не знакомыми приезжими. У нас были с собой хорошие продукты для ужина, в том числе бутылка с каким-то алкоголем. Немцы в то время жили бедно, как и мы в СССР, но советских граждан, командированных в ГДР, родина деньгами и продуктами снабжала получше. Так что мы с мужем в глазах старика-немца, наверное, выглядели «богатыми», которые после ужина ему могут оставить часть еды и недопитую бутылку. Что и произошло в конце концов. Но до этого мы, особенно я, волновались и опасались этого немца. Вдруг «агент»? Или вдруг донесёт, что мы что-нибудь не так делаем?