Ровесники. Немцы и русские (сборник)

Постепенно задачи Лейпцигской экспедиции расширялись, она обрастала немецкими кадрами, приезжали советские геологи и геофизики, в основном из экспедиций Первого главка и научно-исследовательских институтов Министерства геологии. В общем, шла рутинная геологическая служба, мало по сути своей отличавшаяся от урановой геологии в Советском Союзе; только что зарубежье – это была практически единственная специфика работ. С большим удовлетворением я вспоминаю эти годы сколь интенсивной, столь же и интересной работы в дружном немецко-советском коллективе. Насколько доверительными и надежными были отношения между советскими и немецкими сотрудниками, может свидетельствовать и такой факт. Не надо забывать, что большая часть рабочих материалов, а тем более сводных отчетов, карт и т. п. имели тот или иной гриф секретности. Комнаты при выходе обязательно закрывались, а по окончании работы опечатывались личными печатями. Комнаты, расположенные в деревянных бараках, обогревались зимой электробатареями, спрятанными в деревянных ящиках, прикрепленных плотно к наружной стене. Моя группа, занимавшаяся геохимическими методами поисков, состояла кроме меня еще из двух немецких сотрудников: молодого выпускника Фрайбергской горной академии Берндта и старого висмутовского работника Вальтера, начинавшего свою карьеру еще горняком в подземных выработках. Все мы располагались в одной комнате. И вот как-то однажды Берндт, выйдя ненадолго и возвратясь откуда-то, не находит на своем столе секретного документа. У всех троих легкий шок, но ясно, что он где-то здесь, в комнате. Однако двухчасовые поиски, включая сейфы, шкафы и даже урны для бумаг, не привели к успеху. Легкий шок перешел в тяжелые раздумья, однако ни у кого и мысли не возникло заподозрить друг друга. Наконец кому-то первому пришла мысль отодрать отопительную систему от стены – и точно! Проклятая страница лежала там. Стояло жаркое лето, окна были приоткрыты, и со сквозняком легкая, но с возможными тяжелыми последствиями страничка точно спланировала в тонкую щель.

Наши женщины на экскурсии в Лейпциге. Моя жена справа

Кстати, такие же доверительные отношения сложились у нас и с немецкими соседями по дому и жилому блоку. Когда беременность жены стала заметной, соседская девочка лет восьми-девяти пришла к нам, сказала, что зовут ее Эльфрун, и попросила, когда родится ребеночек, разрешить ей возить колясочку во дворе. «И, пожалуйста, больше никому не обещайте!» И действительно, она специально приходила потом, нарядно одевшись, и гуляла в течение двух лет с нашим сыном. С её отцом мы до сих пор поддерживаем связь, а ведь прошло почти 40 лет.

Эдуард Хиль в «Висмуте». Вторая справа – врач Н. В. Кузьмина

Хорошие, может быть более официальные, отношения были и с городской администрацией. Мы обязательно совместно отмечали официальные государственные праздники, возлагали в памятные даты венки к памятникам погибшим советским воинам. Надо отметить, что таких памятников по стране довольно много, и чаще всего безымянных.

Конечно, мы не только работали, но и занимались спортом, ездили постоянно на экскурсии. Ходили на охоту, рыбалку Как ни странно, но нигде такого большого количества дичи мне не приходилось видеть, да и приносить столько трофеев, как в центре Европы в ГДР, хотя я охотился во многих местах, казалось бы, богатой, местами нетронутой природы в Забайкалье, Саянах, Казахстане, Карелии. Сказалось бережное, разумное отношение к природному достоянию, отсутствие браконьерства, вложение материальных средств и труда охотничьих коллективов в сохранение фауны.

Возглавляя в профсоюзе культурную работу, мне довелось близко познакомиться с популярнейшими тогда артистами Людмилой Зыкиной, Эдитой Пьехой, Иосифом Кобзоном, с ансамблем Эсамбаева и другими, которых мы приглашали в «Висмут» во время их гастролей в Группе советских войск. О Пьехе впервые я услышал, будучи еще студентом, знакомые ребята из университета сказали, что у них здорово поет одна полячка. Она была в «Висмуте» дважды, и оба раза этой очаровательной женщине я искренне на сцене пытался выразить свои и слушателей симпатии. Для меня она женщина, «которую я поцеловал всего два раза, и то с перерывом в несколько лет и при свете прожекторов».