В синевеющих просторахДень устало потонул,Город томно отгуторилГулом улиц в вышину.Вечер вдумчивый и маленькийПрислонился у стены;Вышел я и на завалинкеРядышком уселся с ним.Мнилось, сердце все отдало бы,Чтоб под вечер отдохнуть, —Но принес мне город жалобуНа рабочую весну.Дескать, слово мы нарушили —Ветры нынче донесли:«Семь домов еще разрушенных,Девять нужно остеклить»…Грусть пришла и нелюдимаяСтала жалить за грехи;Позабыл я вдруг любимую,Тихий вечер и стихи,Фонари давно потушеныА в мозгу сверлит, сверлит:«Семь домов еще разрушенных,Девять нужно остеклить».
Михаил Голодный
Безработный
Он ходил от дома к дому,Он ходил с двора во двор.Ныло сердце: нет знакомых;Пели руки: есть топор.Занозило плечи мукой,Хрип в груди засел с утра:— Продаются на день руки,Звонкость, свежесть топора!Пару рук, не знавших лени,За макуху с топором!..Но молчали: двор осенний,Пес худой, безлюдный дом.Вышел дворник за воротаИ сказал: в голодный тифГде ты, брат, найдешь работу,Видишь, даже пес притих!— Что ж, — ответил он, — не спорю,Но пока с твоей рукиОбойду еще раз городИ три раза кабаки.Было поздно. Стало позже.Он ходил с двора во дворИ, встречая дом пригожий,Замирали сладкой дрожьюИ работник, и топор.
Антон Пришелец
Швея
На улице дробятся звоныИ волны вешнего тепла, —А у нее в глазах бессонныхОстановилася игла.За строчкою уходят строчки,Шурша душистым полотном:А луч нащупывает щечку:Под солнцем ломится окно.Ах, выброситься б в эти звоны,В изломанные тростники!И к солнцу тянутся безвольноЕе больные васильки.Вот скрипнула устало стулом,Два шага непослушных ног —И судорожно распахнулаПод солнце узкое окно.Хлестнули уличные гулыИ цоканье со всех концов,Веселым ветром опахнулоИ солнцем залило лицо.Так жадно-жадно задышала, —Откидывая шелк волос,Пьянеющая, грудью впалойВпивала терпкое тепло.И кланялась лучам и ветруПриветливо… А на столе —Застыла змейка сантиметраИ платья стачанный скелет.