— Молчи, — перебила она, мучаясь. — Как ты смеешь? Ты не знаешь ничего, а Пумперпикель знает, когда его самого ногой, ногой… пинками… в спину…
Впервые голос у ней зазвенел слезами.
Торговец шерстью выбрал кабачок «Геркулес» на углу улицы Угольщиков. Они вошли в ярко освещенную грязную комнату, синюю от табачного дыма и кухонного чада. В дальнем углу, под красной лампой, как из преисподней, визжали две скрипки. Посетители говорили громко, все зараз, не стесняясь перебранивались через столы. Пролетела над головами и шлепнулась о стену брошенная кем-то бутылка, по камню разбрызнулась и потекла вниз темная пенистая жидкость. Гутман неодобрительно посмотрел по направлению брошенной бутылки и пожал плечами.
— Что заказать на ужин? — спросил он спутницу.
— Все равно. Ничего. Нет, вина, обязательно вина, — заторопилась Грета. — Мне холодно.
Принесли скользкие сосиски, залитые томатом, и угря под уксусом. Грета позабыла, что она голодна. От угря ее мутило. Не дожидаясь Гутмана, она налила большой стакан вина и выпила залпом.
— Браво, женщина! — насмешливо крикнул за соседним столом чей-то голос.
Она быстро оглянулась, покраснела и остановила на Гутмане беспомощный взгляд. Впрочем, все равно… Поставив локти на стол, расстегнув и сбросив пальто, разомлев от теплоты комнаты, она блаженно и бессмысленно улыбалась. Соседи с удивлением оглядывали красивую девушку, ее маленький рот и великолепные ресницы. Грета заметила это выражение беззастенчивого любопытства. На лице ее мелькнуло беспокойство, вытянув шею, она с робостью обвела глазами соседей. Рука ее задрожала от страха и вино пролилось на стол.
На минуту ее охватил такой безнадежный ужас, что дыхание остановилось и кровь отхлынула от щек. Ее узнали! Она подавляла инстинктивное желание бежать, жалко цепляясь за край стола ослабевшей рукою. Потом страх прошел. Бледная и растерянная, с тупым взглядом затравленного животного, она насильно жевала кусочки жесткого мяса. Они не шли ей в горло, не в силах проглотить, она незаметно выплюнула их в руку и зашвырнула под стол. Почему-то ей вспомнилась тощая, цирковая собака «Анжела», заболевшая водобоязнью… Потом она долго пыталась закурить папироску и, закурив, тотчас же потушила. Левая рука попала в лужицу пролитого вина, она едва не вскрикнула, с омерзением ощутив липкую жидкость, и, содрогнувшись вытерла руку о платье… Но вечер все-таки довершил Вовчек Решка, чех, парикмахер с улицы Угольщиков.
Вовчек считал себя передовым человеком. Что, что, а уж «Огненную мельницу» он читал аккуратно. Кроме того он был скор на соображение. В один миг точно вдохновение его осеняло. В такие вдохновенные минуты он нещадно расправлялся с волосами своих клиентов, и было бесполезно ему возражать, когда он энергическим взмахом ножниц повергал свою жертву в трепет. Теперь, озаренный свыше, Вовчек Решка посмотрел на Грету и подумал: «Она».
Прежде всего парикмахер поделился новостью с хромым сапожником, хозяином мастерской «Одно изящество». Потом он пригнулся к соседу слева, булочнику из переулка, и зашептал ему на ухо. А там пошло и пошло. Новость перебегала от одного к другому, как занимаются от огня сухие листья. Даже те, кто никогда и не слыхивали об этой истории, смотрели на девушку только потому, что на нее смотрели другие. Кое-где хихикали. Кое-кто становился на стул, чтобы лучше видеть. Перешептывались, подталкивали друг друга, ухмылялись. Подвыпивший сапожник сказал вслух: «Аппетитный кусочек». Булочник добавил, облизываясь: «Мягка, как пирожное…»
Музыканты перестали играть и стояли на своих табуретах, жадно глядя, держа скрипки подмышками. Парикмахер Решка лихорадочно суетился, перебегая от одного стола к другому, разнося сплетни и чувствуя себя почти героем вечера. Оживился даже невозмутимый хозяин «Геркулеса». Он привел из кухни жену и сказал ей: «Будет тебе шпионить за кухаркой, погляди-ка, вон сидит глэзеровская дамочка». Жена закудахтала, как курица. Держась за ее подол, прибежал восьмилетний хозяйский сынишка, он захохотал во все горло, заметив, что какая-то зрительница попала ногой в миску с капустой. Зашипели: «Тс! Тс!» Никто не решался прервать молчание.
И тогда вылезла из-за стола девица в желтом платье.
Это была перезрелая особа, нещадно подмазанная, с глазами на выкате, с наглой усмешечкой на губах. Тугая юбка ее, вздернувшись на животе, открывала до колен толстые ноги в чулках цвета сырого мяса. Бесцеремонно растолкав толпу, она подошла к Грете и остановилась, разглядывая ее в упор. Грета, бледная, тоже смотрела на нее, вздрагивая губами.
В комнате стало еще тише. Все следили за двумя женщинами, с истерическим любопытством ожидая, что будет.
Желтая девица подбоченилась, взялась руками за бока и прошлась, виляя на ходу бедрами, нагло ухмыляясь Грете в лицо. Грета продолжала смотреть на нее, затаив дыхание и все больше бледнея. Гутман осторожно пятился, пожимал плечами и поднимал глаза к небу, как бы вопрошая: «Куда я попал?»