Читаем Роза полностью

Тусклые сумерки погасили свет. Здесь никто не любил темноты, и бабка встала, чтобы включить лампу. Пока она возвращалась за стол, Светлана взяла графин с самогоном и налила по третьей рюмке. Женщины подняли тост за любовь.


В тот день она сидела напротив меня и я рассматривала ее краем глаза. За время, что мы не виделись, ее волосы отрасли, она не стала красить отросшие корни, и теперь ее сероватая кожа была в тон волосам. Я рассматривала ее сухую грудную клетку в треугольнике между полами синтетического халата. Казалось, что при всей ее крохотности и болезненности, в ней таится столько темной нереализованной силы, что она готова проглотить весь свет, который есть в этом мире. Она сидела с ровной спиной и поднятым подбородком. Мать говорила, что Светка, при всей ее слабости, имеет несоразмерную гордость. Она гордилась просто так, ни за что, просто потому что она существовала.

* * *

Я помню свое случайное паломничество на юг Казахстана к старухе шаманке

Был конец октября и казахстанские степи выцвели и загрубели

Ветер выточил линии у подножья Тянь-Шаня

И каждое утро я взбиралась по желтому склону на гору

Пастуший пес шел вдалеке он всегда шел на дистанции

Так корабли не подходят близко во время шторма мало ли что – резкий порыв и пробьешь носом борт соседнего судна

Пса не чесали и он шел потряхивая серыми колтунами на скудных боках

Только однажды мне удалось сесть рядом с ним и погладить его по большой голове с под корень срезанными ушами

Его череп был твердый как тяжелый серый валун здесь таких валунов было много

Пес ласки не знал он был здесь для дела

Ласкались и льнули к ногам дворовые собаки

Они боязливо на полусогнутых разбегались когда мы приводили отару

А потом скулили и просили еду у порога

В кухню им входить запрещалось

Только кошки ходили на кухню


Тихие овцы шли

И звук с каким каждые губы из стада отрывали старую травку был похож на звук с которым капля бьется о деревянный карниз моего балкона

Овцы пахли кизячным теплом

Иногда издавали блеяние

Воздух над подножием горы был стылым

Было скучно и холодно стоять на одном месте

Поэтому мы – я и мой компаньон старый пес – не давали овцам подолгу оставаться на месте

Мы шли под небом

Медленным теплым стадом

Наступая на крупные гранулы льда в рыжем межтравье


Я думала смерть похожа на это долгое восхождение


Отшлифованные ветром холмы казались близкими на ладони распахнутой дали

И мы взбирались на них но каждый раз мелкий холм обращался непреодолимой горой

Как объяснить эту игру масштаба?

Каждый холм при обходе изменял свой изгиб и мне казалось что в какой-то момент я запомнила эту местность как контур собственных пальцев

Но забравшись на гору я смотрела на руку и насмотревшись на свет не могла ее осознать как часть своего тела


Старуха шаманка говорила что эти места – тело дракона

Он прилетел сюда и сложив свои крылья и хвост задремал

Иногда я ощущала его тепло под ногами

И горы рябились как спящие крылья или собранная пятерня


Я забиралась на холм и смотрела как серое стадо медленно преступая сдвигается к горизонту

Достав свою Nokia я ловила сигнал

Я ждала редкие смс из России


Когда стадо скрывалось в каменной складке я бежала по мерзлой земле

чтобы не потерять из виду овец

И пес шел параллельно

Скупой на тревогу он метил редкий кустарник


Мне сказали зимой сюда не приезжают

Иногда паломники привозили конфеты и концентрированное молоко

Невестка старухи каждый день варила картошку и приносила заскорузлые баурсаки

Конфеты на керамическом блюде редели и я каждый день выбирала что-нибудь повкуснее

Я их ела вприкуску с крепко заваренным чаем на молоке из низкой пиалы

Дни тянулись так тянется лента закатного облака над плоскогорьем

Я выводила баранов а вернувшись шла чистить коровник


Мне говорили что я приехала в самое мрачное время

Зимой мне сказали редко режут барана и приходится есть картошку на вонючем курдючном жире

Иногда я просила кислый густой айран у невестки старухи и медленно маленькими глотками к вечеру его доедала

Можно было уехать

Но некуда было ехать

Здесь я была при деле

У меня была миграционная карта по ней я могла жить там еще шесть недель

Сначала я жила нелегально но потом дала взятку местному бюрократу и он поставил печать

Шаманка и ее сын помогли мне им были нужны рабочие руки


Мне говорили что зима здесь – самое тяжелое время

Однообразная пища а линия горизонта делит небо и серую степь на две части

И говорили если дожить до нового года можно увидеть смерть

Старики туда ехали умирать

Смерть встретить легче если за ней приехать на святое место


Перед отъездом я закачала в свой MP3-плеер купленный в «Евросети»

Немного эмбиента и теперь смотрела

как белая нитка зацепилась за травку и нервно тянется к белому солнцу на горизонте

И слушала burial и Hol Baumann

Я поднимала к глазам маленький пластмассовый плеер а потом отводила его на расстояние вытянутой руки

На фоне серо-белого хребта Тянь-Шаня плеер казался ненастоящей выдуманной вещью

Время ветра колыхавшего травы было тугим и непостижимым

Медленно он двигал горы

Несколько легких землетрясений в предгорье и хребет перестроился как баранье стадо на выпасе

Перейти на страницу:

Похожие книги

Салюки
Салюки

Я не знаю, где кончается придуманный сюжет и начинается жизнь. Вопрос этот для меня мучителен. Никогда не сумею на него ответить, но постоянно ищу ответ. Возможно, то и другое одинаково реально, просто кто-то живет внутри чужих навязанных сюжетов, а кто-то выдумывает свои собственные. Повести "Салюки" и "Теория вероятности" написаны по материалам уголовных дел. Имена персонажей изменены. Их поступки реальны. Их чувства, переживания, подробности личной жизни я, конечно, придумала. Документально-приключенческая повесть "Точка невозврата" представляет собой путевые заметки. Когда я писала трилогию "Источник счастья", мне пришлось погрузиться в таинственный мир исторических фальсификаций. Попытка отличить мифы от реальности обернулась фантастическим путешествием во времени. Все приведенные в ней документы подлинные. Тут я ничего не придумала. Я просто изменила угол зрения на общеизвестные события и факты. В сборник также вошли рассказы, эссе и стихи разных лет. Все они обо мне, о моей жизни. Впрочем, за достоверность не ручаюсь, поскольку не знаю, где кончается придуманный сюжет и начинается жизнь.

Полина Дашкова

Современная русская и зарубежная проза
Дегустатор
Дегустатор

«Это — книга о вине, а потом уже всё остальное: роман про любовь, детектив и прочее» — говорит о своем новом романе востоковед, путешественник и писатель Дмитрий Косырев, создавший за несколько лет литературную легенду под именем «Мастер Чэнь».«Дегустатор» — первый роман «самого иностранного российского автора», действие которого происходит в наши дни, и это первая книга Мастера Чэня, события которой разворачиваются в Европе и России. В одном только Косырев остается верен себе: доскональное изучение всего, о чем он пишет.В старинном замке Германии отравлен винный дегустатор. Его коллега — винный аналитик Сергей Рокотов — оказывается вовлеченным в расследование этого немыслимого убийства. Что это: старинное проклятье или попытка срывов важных политических переговоров? Найти разгадку для Рокотова, в биографии которого и так немало тайн, — не только дело чести, но и вопрос личного характера…

Мастер Чэнь

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза