Читаем Роза полностью

Я ворошила забор, сносила кизяки и солому к большому тлеющему костру, от которого в небо поднимался пахучий густой дым. Устав, я вставала, опершись на вилы и смотрела, как медленно Тянь-Шань меняет цвет: к вечеру он начинал синеть, поднимался степной ветер, который приносил голоса женщин. Они пели и визжали от ледяной воды. Мне мыться в этой реке было запрещено, после купания у меня начинался цистит. Темные тени от больших облаков ползли по предгорью, и я чувствовала глубокое разочарование.

Воткнув вилы в забор, я услышала писк. Из места, где зубцы вил вошли между плитками кизяка, выскользнула полевка, она в панике заметалась у моих ног и шмыгнула в траву. Я быстро вытащила вилы и увидела на ржавых зубцах кровь и два крохотных мышиных тела. Руками я разгребла кизяки и поняла, что разрушила мышиное гнездо. Я убила еще слепых мышат.

Мне было горько от их смерти. Я собрала их тела и пошла показать их шаманке. Мыши жили в своем маленьком гнезде и пили материнское молоко. Теперь они мертвые лежали на моих ладонях. Я принесла мышат старухе, и она, с безразличием посмотрев на них, велела сжечь их вместе с забором. Я сложила их тела на тлеющие кизяки. Мир потемнел, я убила новорожденных мышат. Их смерть захватила меня, казалось, убив этих существ, я испортила все, что меня окружало.

* * *

Светлана боялась рутинных дел: вымыть полы, помыть посуду, протереть пыль, следить за самогонным аппаратом и каждые полчаса, когда самогонка заполнит полулитровую банку, переливать ее в трехлитровую с помощью воронки. Все это вызывало у нее скуку, и я понимаю ее. Раньше мне казалось, что жизнь в рутине – это какая-то ненастоящая жизнь, на которую я смотрю сквозь мутное стекло. И мое тело в этой жизни, отягченной повседневностью, растворялось, становилось невесомым. Я смотрела на себя и свои руки сквозь негаснущий шум в голове и мучилась. Мне казалось, что когда-то наступит день освобождения и я окажусь в таком времени, которое станет тотальной вспышкой. В этот момент я присоединюсь к чему-то по-настоящему реальному. Это чувство слияния с реальным давали мне алкоголь и наркотики, иногда я впадала в экстаз от краткого общения с людьми. Но реальность не могла длиться долго, я быстро выгорала и чувствовала отвращение. Абстинентный синдром забирал у меня остатки покоя, я тревожилась и впадала в панические состояния. Иногда я думаю, что что-то похожее было и со Светланой. Я чувствовала влечение к разрушению, и мне казалось, что за гранью жизни есть нечто, что полностью оправдает мое скудное присутствие здесь. Врачи говорят, что именно это чувство пустоты и отчужденности, тяга к наркотикам и беспорядочному сексу являются симптомами моей болезни.

Я часто вспоминаю один вечер перед Новым годом. Бабка сказала, что холодец, который она варила весь вчерашний день, теперь готов и пора нам со Светланой собираться за елкой. Я ждала этого момента весь день и тяготилась ожиданием, потому что бабка наказала мне чистить отварную картошку для оливье. Под ногти сразу забился крахмал и пальцы были липкими, но картошка в темной кастрюле все не кончалась. Светлана резала колбасу и яйца, а когда бабка отворачивалась что-то помыть, Светлана хитро смотрела на меня и клала в рот кубики розовой колбасы. Обернувшись, бабка с укором смотрела на жующую Светлану и ругала ее, потому что колбасы и так было мало. Когда все для стола было готово, бабка сказала, чтобы мы собирались. Я надела колготки и рейтузы, теплую дубленку, валенки, песцовую шапку на завязках, а Светлана надела зимнее серое пальто и шапку формовку. Пока бабка не видела, Светлана выпила рюмку самогона и подлила в графин воды из-под крана. Глаза ее искрились, и она сказала, что под бой курантов мы будем жечь бенгальские огни. Лисий воротник на ее пальто был вытерт на затылке, была вытерта сзади и ее норковая шапка. Она надела коричневые сапоги на синтетическом меху, мы взяли сани и пошли.

Светлана сказала, что деревья в лесу рубить нельзя: за это могут взять большой штраф, поэтому мы тихо пойдем за поликлинику и спилим небольшую пихту. Обычно люди покупали новогоднее дерево на площади перед ДК «Яросама», но денег на елку у нас не было. В моей семье считалось, что платить за то, что можно взять просто так, нет необходимости, к тому же нельзя было тратить деньги на то, что будет радовать нас недолго и в скором времени будет отправлено на помойку.


Перейти на страницу:

Похожие книги

Салюки
Салюки

Я не знаю, где кончается придуманный сюжет и начинается жизнь. Вопрос этот для меня мучителен. Никогда не сумею на него ответить, но постоянно ищу ответ. Возможно, то и другое одинаково реально, просто кто-то живет внутри чужих навязанных сюжетов, а кто-то выдумывает свои собственные. Повести "Салюки" и "Теория вероятности" написаны по материалам уголовных дел. Имена персонажей изменены. Их поступки реальны. Их чувства, переживания, подробности личной жизни я, конечно, придумала. Документально-приключенческая повесть "Точка невозврата" представляет собой путевые заметки. Когда я писала трилогию "Источник счастья", мне пришлось погрузиться в таинственный мир исторических фальсификаций. Попытка отличить мифы от реальности обернулась фантастическим путешествием во времени. Все приведенные в ней документы подлинные. Тут я ничего не придумала. Я просто изменила угол зрения на общеизвестные события и факты. В сборник также вошли рассказы, эссе и стихи разных лет. Все они обо мне, о моей жизни. Впрочем, за достоверность не ручаюсь, поскольку не знаю, где кончается придуманный сюжет и начинается жизнь.

Полина Дашкова

Современная русская и зарубежная проза
Дегустатор
Дегустатор

«Это — книга о вине, а потом уже всё остальное: роман про любовь, детектив и прочее» — говорит о своем новом романе востоковед, путешественник и писатель Дмитрий Косырев, создавший за несколько лет литературную легенду под именем «Мастер Чэнь».«Дегустатор» — первый роман «самого иностранного российского автора», действие которого происходит в наши дни, и это первая книга Мастера Чэня, события которой разворачиваются в Европе и России. В одном только Косырев остается верен себе: доскональное изучение всего, о чем он пишет.В старинном замке Германии отравлен винный дегустатор. Его коллега — винный аналитик Сергей Рокотов — оказывается вовлеченным в расследование этого немыслимого убийства. Что это: старинное проклятье или попытка срывов важных политических переговоров? Найти разгадку для Рокотова, в биографии которого и так немало тайн, — не только дело чести, но и вопрос личного характера…

Мастер Чэнь

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза