Роза

На пятом месяце Светлана начала набирать вес, но все равно выглядела как подросток. Она пыталась бросить курить, но врач в женской консультации сказала, что это может вызвать сильный стресс, и рекомендовала уменьшить количество сигарет. Она запугала Светлану, что воды курящих матерей зеленого цвета, и поэтому Светлана курила по две сигареты в день – утром и вечером. Ее беременность пришлась на зиму, она выходила в подъезд в своей фиолетовой кофте, прикрывая растущий живот, и быстро стыдливо курила, пока никто не видит.

Мне было сложно представить ее матерью. Ее считали безалаберной, но бабка надеялась, что, родив, она почувствует то, что называется материнским инстинктом, – начнет ухаживать за ребенком и возьмется за голову. Бабка собрала для нее пакет в роддом, положила в него несколько чистых простыней, кусок мыла, расческу и зубную щетку. На рынке специально для этого дня бабка купила упаковку одноразовых бритвенных станков, а к собранному положила коробку конфет «Ассорти» и плитку темного шоколада «Бабаевский». Светлана спросила ее, зачем шоколад. Плитка тебе, ответила бабка, а конфеты подаришь акушерке, она будет лучше относиться. Пакет с бронзовыми полосами лежал на отдельной полке в шифоньере. И, когда приехала скорая, тетя Галя заглянула в него и удивилась, что Светлане собрали все, а ночнушку не положили. Она ушла в свою квартиру и вернулась с двумя аккуратно сложенными трикотажными ночнушками.

В ту ночь бабки не было дома, она ушла на юбилей свахи и пришла под утро. Я проснулась около девяти от ее громкого храпа и попыталась ее разбудить, но это было бесполезно. Бабка работала несколько смен подряд, чтобы попасть на юбилей, и теперь отсыпалась за все – и за работу, и за праздник. К одиннадцати утра я решила все-таки разбудить ее и, сев рядом на кровати, позвала. Сначала тихо, потом громче. Когда бабка не отозвалась, я толкнула ее, но она только перевернулась на другой бок. Тогда я перелезла через большое тело и зажала ей нос. Бабка медленно открыла глаза и вопросительно посмотрела на меня. Я спросила, знает ли она, где Света. Как не знаю, сказала бабка, спит в соседней комнате, и снова провалилась в сон. Нет, ответила я. Ночью за ней приехала скорая помощь, и Светлана уехала рожать. Бабка резко открыла глаза, села на кровати и в панике велела мне принести из шкафа ее колготки, черную юбку и блузку. И сама одевайся, сказала она. Она отерла выступившую испарину со лба углом пододеяльника, пальцами разворошила свалявшиеся короткие волосы и в ночнушке побежала в подъезд просить тетю Галю дать ей телефон. В роддоме ей сказали, что Светлана родила здоровую девочку три часа назад. Пока бабка бегала звонить, я оделась. Вернувшись, бабка быстро надела колготки, блузку и юбку, накинула пальто, впопыхах надела коричневую формовку, и мы вышли из квартиры. Мы стояли на остановке и ждали маршрутку, все это время бабка тихо возмущенно материлась и ругала меня за то, что я не разбудила ее раньше.

Когда мы приехали к роддому, у крыльца уже стояла моя мать, она сказала, что Светланина палата с другой стороны здания и что у них сейчас как раз время кормления. Мы обошли роддом и позвали Светлану. Она подошла к окну, на ней был блеклый халат и ночнушка тети Гали. Светлана повернула к нам коричневого младенца в больничных пеленках и слабо улыбнулась.

Нас было четверо. Теперь в нашей семье будет расти еще одна женщина. Бабка крикнула Светлане, что если она не назовет дочь в свою честь, то она ее не станет забирать из роддома. И Светлана заплакала. Она хотела назвать девочку красивым именем. А бабка требовала дать девочке свое. Светлана что-то прокричала в ответ, мы не услышали ее слов. Она отчаянно, как в воде, кричала сквозь мутное казенное стекло. Но ее тут же кто-то окликнул в палате, Светлана зло отвернулась и отошла от окна. Мать достала из сумки тетрадку в клетку и шариковую ручку, из тетради она вырвала три листа и дала бабке и мне, а на третьем сама нацарапала записку. Бабка, матерясь, написала, чтобы Светлана назвала дочь Валентиной. Я нарисовала для нее маленькое сердечко и написала неловкое поздравление с новорожденной. Мать собрала с нас записки и отнесла их на вахту роддома, чтобы нянечка передала Светлане наши послания.

Светлана во всем зависела от бабки и теперь не могла не подчиниться ей. Проявлением ее воли было гулять и обманывать бабку. Но делала она это исподтишка, здесь же она должна была покориться ей и признать авторитет. Через три дня девочку зарегистрировали и назвали в честь бабки. Мне было грустно смотреть на Светлану, она была заложницей своего тела и бабкиной воли. Мне казалось, что рожденная девочка обречена быть здесь, в этом мире, вместе с нами, и ничего хорошего с ней не должно было происходить, потому что она была частью нашей семьи.