Роза Дюруа

Дон Ксавьер хотел определить, где сейчас находится предел возможностей юной певицы. «Аве Мария» она спела, безусловно, хорошо, но это ведь, в сущности, довольно простая для исполнения вещь, которую может спеть и самоучка.

— Может, арию Розины из «Севильского цирюльника»? — неуверенно предложила Лус. Она уже забыла, что она — это вовсе не она, а Дульсе Линарес, которая в жизни никогда не пела до самого последнего времени. Ей захотелось показать этому строгому знатоку своего дела, на что она действительно способна. И она запела. Когда закончилось последнее: «Все будет так, как я хочу», дон Ксавьер вскочил из-за рояля и пожал девочке обе руки.

— Прекрасно, превосходно! И сила голоса, и удивительный тембр, и диапазон! Такую ученицу я бы стал учить и бесплатно, потому что потом будут говорить: «Как, вы не знаете Ксавьера Мендосу, это же учитель великой…» Как вас зовут? — он удивленно посмотрел на девочку. Ванесса называла ее имя, но он его успел забыть.

— Лус, — ответила Лус, — то есть нет, Дульсе. Дульсе Мария Линарес.

— «…великой Линарес», — закончил дон Ксавьер свою тираду. — Да, я буду вас учить, чего бы мне это ни стоило. Но скажите, — он внимательно посмотрел на нее, — ведь не может быть, чтобы вы ну совсем нигде не учились. Так не бывает. Я ведь чувствую, что вам ставили голос.

Лус испугалась. А вдруг дон Ксавьер сейчас обо всем догадается, расскажет Ванессе, та передаст Кандиде? И тогда весь их план рухнет. К невероятному изумлению дона Ксавьера, она вдруг горько разрыдалась.

— Ну что с тобой? — удивился старик. — Разве я сказал что-нибудь обидное?

— Это… это тайна, — сквозь всхлипывания сказала Лус, — пожалуйста, никому не говорите. Я вам потом все расскажу, только не сегодня, хорошо?

— Хорошо, хорошо, — успокоил ее дон Ксавьер. — Я никому ничего не скажу. Но кое о чем я догадываюсь. Я, видимо, имею дело с принцессой, которая живет инкогнито?

Лус улыбнулась сквозь слезы.

— Что-то вроде того.

— Ладно, я никому ничего не скажу, пока не придет время. А теперь мне надо поговорить с сеньорой Рейносо.

ГЛАВА 32

На следующий день Роза собиралась прийти с работы пораньше. Мысль о шантаже по-прежнему мучила ее, но она старалась сосредоточиться на других делах. Накануне вечером звонил Феликс и попросил разрешения заехать к ней днем.

Дульсе улизнула из дому сразу вслед за матерью и сразу же отправилась в полюбившийся ей бар, где подавали мороженое. Она продолжила изучение ассортимента и в этот раз потребовала три порции подряд. Когда с мороженым было покончено, Дульсе достала маленькое зеркальце и стала разглядывать себе горло. Ей показалось, что горло чуть-чуть покраснело. Дульсе кашлянула раз, потом другой. Ей показалось, что в горле немножко запершило. Она попробовала говорить хриплым голосом. Вроде бы получилось. Конечно, для гарантии неплохо было бы съесть еще мороженого, но Дульсе почувствовала, что в данный момент у нее на это сил не хватит.

Она вернулась домой, где Томаса уже встала и хлопотала на кухне. Увидев Дульсе, она послала ее за покупками. Из всех домашних дел Дульсе больше всего нравилось ходить в магазин. Она наслаждалась свободой, которой ей дома не хватало. Но все же Дульсе смутно чувствовала, что от нее ожидают гораздо большей помощи.

Беспокоило Дульсе и то, что она не знала, как ей приступить к выполнению своей задачи. Маму надо как-то подготовить. Но как? В последний день она показалась Дульсе какой-то рассеянной и даже грустной. Накануне вечером Роза рано ушла в свою комнату, оставив дочку смотреть телевизор, и Дульсе даже не удалось с ней поговорить. Но сегодня Роза обещала прийти днем не поздно, так что у Дульсе будет возможность попробовать.

Когда Дульсе с аппетитом уплетала обед, приготовленный Томасой, зазвонил телефон.

— Это тебя, детка, — сказала Томаса, передавая ей трубку.

Дульсе со страхом взяла телефонную трубку и приложила к уху. В трубке раздался характерный раскатистый голос, который девочка сразу узнала. Это был дон Антонио.

— Добрый день, дон Антонио, — робко сказала Дульсе голосом, совершенно неотличимым от голоса ее сестры. Ах, если бы по музыкальному слуху они тоже не отличались! Насколько было бы проще!

— Ну, как поживает наша примадонна? — с добродушной иронией спросил дон Антонио. — Не забыла, что репетиция завтра в пять?

У Дульсе сердце ушло в пятки.

— Я помню, дон Антонио, — сказала она, стараясь говорить как можно более хрипло. — Только… я не смогу завтра прийти.

— Не сможешь. Ну и как это следует понимать?

— Я… дон Антонио, я пока не могу петь, — пролепетала Дульсе.

— Не можешь петь? И что же, интересно, тебе мешает?

— Дон Антонио, я охрипла. У меня горло побаливает.

— А к врачу ты ходила?

— Нет, я просто полоскала горло несколько раз в день и думала, что пройдет. А пока не проходит.

— Что-то мне не нравится эта история. Дай-ка мне, пожалуйста, поговорить с твоей мамой.

— Мамы сейчас нет дома, она еще не вернулась.