Роза Дюруа

И вот мальчишки из класса и даже некоторые старшеклассники вдруг стали задерживаться взглядом на Дульсе Линарес, девочке, которую они прежде совершенно не замечали. Теперь тетя Кандида и Селия могли больше не беспокоиться — по крайней мере по дороге из школы домой у их любимой племянницы всегда находился провожатый.

А как она вдруг стала готовить! Сначала, когда девочка появилась на кухне, Кандида, как она всегда делала раньше, посоветовала ей пойти в свою комнату, или в сад, или еще куда-нибудь, но только не мешать. Но племянница ласково улыбнулась и сказала:

— Тетушка, дорогая, можно я останусь? Мне же когда-нибудь надо учиться готовить.

Кандида только рот раскрыла. Она могла ожидать, что Дульсе фыркнет и уйдет, хлопнув дверью, или крикнет: «Ну вот, ты всегда так!» — или наперекор всем останется, а потом уйдет сама, когда минут через пять ей надоест наблюдать за тетей и служанкой. Но чтобы она вот так рассудительно говорила, да еще так ласково!

— Ну конечно, оставайся! — согласилась растроганная Кандида.

В тот день она боялась доверить Дульсе что-то серьезное, но, увидев, как хорошо у девочки все получается, разрешила ей немного помочь. Она думала, что племяннице скоро надоест возиться на кухне, однако Дульсе прекрасно справилась с порученным ей делом и перешла к другому, более ответственному — стала следить за мясным соусом, который пузырился в глубокой сковородке.

Что ни день, Дульсе совершала на кухне подвиг за подвигом, пока, наконец, не испекла такой отменный пирог с почками, что Кандида только ахнула. Она сама никогда не была на такое способна.

Естественно, весть о том, что у Дульсе открылись разнообразнейшие и совершенно неожиданные таланты, очень быстро облетела всех родственников и знакомых. Кандида обсуждала с подругами каждый новый штрих в поведении племянницы, дольше всего разговаривая, разумеется, с Ванессой — ведь та была свидетельницей чуда, когда ребенок, который в жизни не спел ни одной ноты, по крайней мере на глазах своих родственников, вдруг сумел повторить, вернее, самостоятельно спеть одну из труднейших арий. Все это казалось каким-то неправдоподобным превращением.

Ванесса нашла для чудо-девочки прекрасного учителя по вокалу. Это был пожилой преподаватель консерватории дон Ксавьер Мендоса. Когда его пригласили заниматься пением к девочке, которая, как ему сказали, никогда раньше не обучалась вокалу и не пела, он наотрез отказался.

— Эти богатые считают, что могут нанимать академика для того, чтобы обучать первоклассника счету на палочках, — сердился он. Но пришедшая специально на встречу с ним Ванесса стала умолять его хотя бы прослушать девочку. Дон Ксавьер неохотно согласился, но при условии, что ее привезут к нему в класс, сам он куда-то ехать категорически отказался.

Так получилось, что Лус в первый раз повезла в консерваторию именно Ванесса. И хотя Лус понимала, что это делается во многом в расчете на ее отца, она видела, что тетя Ванесса совершенно искренне хочет помочь и ей.

Ванесса с молодости была страстной любительницей музыки и понимала, что у девочки настоящий талант, который необходимо развивать. И сейчас, когда они вместе ехали в машине по направлению к внушительному зданию консерватории, Ванесса подумала, что брак с Рикардо стал для нее теперь даже более желательным, чем раньше, потому что помимо мужа она приобретала еще и замечательную талантливую дочь.

Когда они вошла в класс, дон Ксавьер критически окинул Лус взглядом и, проворчав: «Ну что ж, попробуем», подошел к роялю и открыл крышку.

— Что будете петь, моя милая? — спросил он.

Лус вконец растерялась. С одной стороны, ей очень хотелось заниматься здесь в консерватории — в Гвадалахаре она не могла об этом и мечтать, — но, с другой стороны, если сейчас она станет петь отрывки из оперных арий или свою сольную партию, с которой она выступала во время пасхальных каникул, тетя Ванесса наверняка что-нибудь заподозрит.

— Простите, — тихо сказала Лус, — можно я без тети. Я при ней стесняюсь.

— Ну что ты, Дульсе, дурочка моя! Чего меня стесняться? — удивилась Ванесса.

— Ну пожалуйста, — пробормотала Лус, и на ее глазах появились большие крупные слезы.

Ванесса вздохнула, посетовав про себя на очередные выходки Дульсе, но все же вышла из класса.

— Ну, я вас слушаю, — еще мрачнее сказал дон Ксавьер, который терпеть не мог всех этих капризов.

— «Аве Мария» Шуберта, — тихо сказала Лус.

Дон Ксавьер заиграл вступление, и Лус запела. Это был один из ее коронных номеров, и она знала, что справится. По мере того как она пела, лицо дона Ксавьера принимало все более удивленное выражение. Да, эта девочка действительно поет, а учитывая, что, по словам Ванессы Рейносо, которая знает ее с детства, она нигде не училась, если не считать уроков пения в школе, то пела она просто превосходно.

— Отлично! — сказал он уже совершенно иным тоном, чем говорил прежде. — А еще что-нибудь? — Он хитро улыбнулся. — Чуть посложнее.