— Либо он, либо я, верно? Я взял себе его нож. Монах не давал мне еды, и я ужасно хотел есть. Я пришел на ближайший хутор. Какая-то старуха увидела меня и спросила, откуда я. На хуторе было много народу, мальчики и девочки моего возраста. Женщина принесла мне миску супа и рыбу. И все говорила: «Но что же нам с ним делать?» Она спросила меня, обучен ли я чему-нибудь и смогу ли отработать обед. Потом велела мне помыться, ведь я был весь в грязи. Я пошел к речке, к Вир. На хуторе я оставался до самой жатвы. Спал с лошадьми. Как-то раз на рынке, где старуха продавала птицу и яйца, один человек спросил ее, не новый ли это сыночек. Она ответила, что я приблудный и она не знает, что со мной делать. Тот человек арендовал землю где-то недалеко от Шартра; они поторговались, и он купил меня. За двадцать ливров. Потом мы сели в его повозку. Он вроде бы не собирался отрезать мне ногу. Был даже приветливым. Он сразу поставил меня на работу, на виноградник. Потом велел собирать яблоки. Иной раз я доил коров, помогал там и сям по хозяйству, а оно было большое.
— Он тебе платил? — спросил Гийоме.
— Нет, я работал за пищу. Однажды я упал с дерева и поранил ногу. Он отвел меня к цирюльнику, тот обработал рану. Потом меня увидел его сын. Как раз этому сыну и принадлежит дом, куда они тебя привезли. Но это всего лишь домик кучера. Сын был очень богат. Он знал много людей в городах, знатных господ, как те, которых ты видела. Они иногда приезжали к нему, когда он давал званый ужин. Там всегда много пили. Я помогал кучеру отвозить снедь на рынок, чаще всего в Шартр. Он был со мной очень ласков. Пять дней назад он сказал, что мы пойдем к нему посмотреть на потаскушку, которая переспала с королем и родила ему сына. Так я тебя и увидел. Я сразу понял, что они задумали недоброе.
— Ты меня сразу узнал? — спросила Жанна.
— Как только увидел тебя у повозки. Ты была связана. Почему они хотели тебя повесить?
Жанна была без сил. Она не знала, с чего начать, что можно говорить и чего нельзя. Она сразу сказала Дени, что люди с ракушками на шляпах никакие не монахи, поскольку не хотела, чтобы тот принял отца Мартино за одного из этой братии. Подробно, насколько могла, Жанна рассказала о своей жизни после ухода из Бук-де-Шен, ни разу, понятно, не упомянув об Исааке, Матье и Франсуа.
— А тот, кто был здесь, когда я вернулся из Ронс-о-Фе?
— Франсуа? Он научил меня читать и писать.
Искоса взглянувший на нее Гийоме, по-видимому, имел на этот счет другое мнение.
— Тебе тоже надо научиться читать и писать, — добавила Жанна.
— А отчего твоего сына зовут, как его?
— Так звали отца Бартелеми.
Дени задумался, а потом спросил:
— Так ты стала богатой?
Жанна взглянула на него с изумлением. Ни слова о перенесенных ею страданиях, о тех усилиях, которые привели ее к относительному благополучию, о горе после смерти мужа, о кошмаре двух похищений.
Наверное, у него помутилось в голове.
Дени заявил, что голоден. Гийоме подал обед. Жанна снова посмотрела на брата, которого так мечтала увидеть. Она вновь и вновь спрашивала себя, какие шрамы скрывает эта гладкая кожа. К четырнадцати годам он хладнокровно убил двоих. Она снова вспомнила, каким ударом наградила бандита, напавшего на их повозку. Все испытания ей помогла пережить любовь. Даже если мужчины любили только ее тело, это все равно придавало ей силы. Вглядываясь в Дени, она не находила признаков того, что он хоть раз испытывал любовь.
Она вспомнила о том, что он сказал, впервые увидев племянника в колыбели:
— Какой маленький!
Не умерла ли его душа? Но ведь совсем недавно он плакал в ее объятьях! Вопрос, который задал Дени, совсем сбил ее с толку:
— И он правда сын короля?
У Жанны перехватило дыхание.
— Ну конечно же нет, Дени! Это сын Бартелеми!
Дени равнодушно кивнул.
— Очень милый, — произнес он, отводя взгляд. Это было все, что он сказал о маленьком Франсуа.
Не понравилось Жанне и его отношение к Донки, с которым прежде Дени был очень дружен. Она спросила брата, хочет ли он повидать старого приятеля, и надеялась, что Дени обрадуется.
— Осел все еще жив? — только и сказал он. — Да, я хотел бы его повидать.
Что значило это бесчувствие?
Сначала Жанна решила поговорить об этом с отцом Мартино, но потом подумала, что единственным настоящим чувством тот признает только любовь к Господу.
Тогда, может быть, посоветоваться с Франсуа?
Подошло время ложиться, а она так и не приняла никакого решения.
В который уж раз Гийоме засиделся у Жанны и не мог один возвращаться домой так поздно. Жанна отослала его наверх в комнату Дени. Она решила, что дружба с мальчиком поддержит Дени и вернет ему веру в жизнь.