Роза и тис

Я любил Изабеллу. В ту ночь я понял это. Я любил ее так сильно, что радовался ее счастью – а она ведь действительно была счастлива, когда вернулся Руперт и сбылись ее мечты о жизни в Сент-Лу… Тогда, раньше, она боялась одного – что внезапно проснется… Что все окажется сном…

Что же тогда было явью? Джон Габриэль? Да нет, то, что она делает, – безумие! Ее необходимо остановить – уговорить, убедить…

Слова так и рвались с моих губ, но… остались невысказанными. До сих пор не знаю почему…

Я ничего не сказал.

Наклонившись, она поцеловала меня. Это не был детский поцелуй. Ее губы были губами зрелой женщины – холодные и свежие, они прижались к моим губам так сладко и крепко, что я никогда не забуду ее поцелуя. Ощущение было такое, словно меня коснулся цветок…

Она попрощалась и вышла – ушла из моей жизни туда, где ее ждал Джон Габриэль.

И я не смог помешать ей…

Глава 24

Бегством Джона Габриэля и Изабеллы Чартерис из Сент-Лу заканчивается первая часть моей истории. Понимаю: история больше их, чем моя, ведь, с тех пор как они уехали, я не могу припомнить никаких происшествий. Так, какие-то бессвязные обрывки…

Прежде я никогда не интересовался политической жизнью в Сент-Лу. Политика была для меня лишь фоном, на котором двигались главные герои драмы. Однако та история должна была иметь далеко идущие политические последствия.

Имей Джон Габриэль хоть каплю политического сознания, он не совершил бы свой безумный поступок. Его устрашила бы перспектива поражения его партии. Его поступок действительно привел к поражению партии. Возмущение жителей округа было столь велико, что, не откажись он добровольно от только что завоеванного места, его бы заставили отказаться. Этот поступок в значительной степени дискредитировал всю Консервативную партию в глазах избирателей. Человек, воспитанный в старых традициях и обладающий честью, не остался бы равнодушен к таким последствиям. А Джона Габриэля, по-моему, они нисколько не смутили. Задеть его могла лишь собственная карьера, а ее он сознательно перечеркнул своими действиями. Именно так он и относился к последствиям. Он был со мной вполне откровенен, когда заявлял: его жизнь может сломать только женщина. Однако тогда он и представить не мог, кем окажется та женщина!

В силу своего характера и воспитания он не мог понять, какое потрясение и ужас пережили люди, подобные леди Трессильян и миссис Бигэм Чартерис. Леди Трессильян с молоком матери впитала убеждение: быть членом парламента – почетный долг, отдаваемый мужчиной его родине. Именно так относился к своему посту ее отец.

Подобные взгляды Габриэлю были совершенно чужды – можно сказать, они были ему несвойственны. Он смотрел на дело по-иному: Консервативная партия с ним потерпела неудачу. Они поставили не на ту карту – и проиграли. Если бы все шло как надо, обе стороны остались бы вполне довольны друг другом. Но… всегда существует один шанс из тысячи – и выпал именно такой шанс.

Странно, но такой же точки зрения придерживалась и вдовствующая леди Сент-Лу.

Она высказалась о произошедшем один-единственный раз – в гостиной «Полнорт-Хаус», наедине со мной и Терезой.

– С нас, – заявила она, – нельзя снять нашей части вины. Мы видели, что он за птица. Мы выдвинули постороннего, не принадлежавшего к нашим кругам, без каких-либо убеждений, без корней, лишенного подлинной целостности. Мы прекрасно понимали, что перед нами – авантюрист, и ничего больше. Мы приняли его, потому что он обладал качествами, которые привлекали массы, хороший послужной список, обаяние… Мы были готовы позволить ему использовать нас, потому что сами собирались его использовать. Мы оправдывали себя тем, что должны идти в ногу со временем. Но, если традиции консерваторов действительно существуют, а не являются пустым звуком, если они имеют какое-то значение, Консервативная партия и должна жить в соответствии со своими традициями… Пусть наши представители в парламенте и не хватают, как говорится, звезд с неба, они должны быть людьми искренними, радеющими за страну, готовыми принять на себя ответственность за тех, кем они руководят… Консерваторы не стыдятся и не смущаются оттого, что принадлежат к правящему классу, поскольку они принимают не только привилегии, но и обязанности правящего класса.

Я словно слышал голос умирающего режима. Я придерживался иных взглядов, но ее точку зрения я уважал. В то время зарождались новые идеи, новая жизнь, для старых взглядов не оставалось места, но леди Сент-Лу, достойнейшая представительница старого, стояла на своем. Такие, как она, не меняют своих убеждений до самой смерти.

Об Изабелле она не упоминала. Однако ясно было, что внучка ранила ее в самое сердце. Старая леди твердо придерживалась той точки зрения, что Изабелла предала свой класс. Леди Сент-Лу была бескомпромиссной поборницей суровой дисциплины. Джона Габриэля еще можно было извинить. Для него, безродного, закон не писан. Но Изабелла! Она предала своих.