Роза и тис

Внезапно я догадался: он в таком же положении. Он похож на человека, купившего (или скорее укравшего) дорогую и изящную вещь, механизм, но понятия не имеющего о принципах, лежащих в основе работы своего приобретения.

– Ну, – медленно проговорил я, – по крайней мере, вы не несчастны.

Она ответила мне невидящим взглядом. Нарочно она не ответила на мой вопрос или сама не знала ответа? Я склонялся к последнему. Ей хватало горьких, глубоких и мучительных переживаний, и ей не под силу было выразить свои чувства в точных терминах.

– Передать от вас привет в Сент-Лу? – мягко спросил я.

Она не ответила. На глазах ее выступили слезы и медленно покатились по лицу. То были слезы не печали, но воспоминаний.

– Изабелла, – спросил я, – если бы можно было перевести часы назад, если бы вы снова могли выбирать – выбрали ли бы вы снова то же самое?

Возможно, я поступил жестоко, но мне необходимо было знать…

Она, однако, казалось, не поняла меня.

– Разве нам дано выбирать вообще что-либо?

Что ж, здесь вопрос точки зрения. Возможно, таким бескомпромиссным реалистам, как Изабелла Чартерис, жить легче – они не видят иного пути. И все же в жизни Изабеллы должен был неминуемо наступить миг, когда ей придется выбирать, всецело понимая при этом, что в ее воле поступить и совершенно иначе. Однако такой момент еще не настал.

Тут мы услышали, как на лестнице загрохотали шаги. Распахнув дверь, Джон Габриэль шумно ввалился в комнату. Не могу сказать, что он являл собою особенно приятное зрелище.

– А, здрасте! Вы нормально добрались?

– Да.

Помимо краткого ответа, я больше ничего не мог выдавить из себя. Я встал и направился к двери.

– Извините, – пробормотал я, – мне пора.

Он посторонился, чтобы дать мне пройти.

– Что ж, не говорите, что я не дал вам шанса…

Я так и не понял, что он имел в виду.

– Приходите завтра вечером в «Кафе-гри», – продолжал Габриэль. – Я даю обед. Изабелла будет рада, если вы придете. Правда, Изабелла?

Я обернулся к ней. Она печально улыбалась.

– Да, – кивнула она. – Пожалуйста, приходите.

Лицо ее было спокойно и невозмутимо. Она сортировала и разглаживала рукой шелковые нити.

Мне показалось, что на лице Габриэля на секунду появилось какое-то странное выражение. Может, отчаяние?

Я постарался как можно быстрее спуститься по той жуткой лестнице – разумеется, настолько быстро, насколько было в моих силах. Мне хотелось скорее на воздух, на солнце, подальше от этого странного семейного очага. Габриэль определенно изменился, причем к худшему. Изабелла не изменилась вовсе.

Я был озадачен, но смутно чувствовал важность моего наблюдения, хотя и не понимал, в чем именно эта важность состоит.

Глава 25

В жизни каждого бывают ужасные воспоминания, от которых бывает невозможно отделаться. Одним из таких воспоминаний стал для меня кошмарный вечер в «Кафе-гри». Убежден, что Габриэль затеял свой обед с единственной целью: выместить на мне свою злобу. Сборище, на мой взгляд, было просто постыдным. Джон Габриэль представил мне своих заградских друзей и знакомых – мужчин и женщин, с которыми Изабелле ни под каким видом не следовало бы общаться. Среди них были пьяницы и извращенцы, грубо размалеванные шлюхи и наркоманы – словом, деклассированный сброд. И Изабелла сидела среди них!

Их низость не возмещалась, как могло бы легко представиться, художническим даром. Среди членов компании Габриэля не было ни писателей, ни художников, ни музыкантов, ни поэтов, ни даже остроумных собеседников. Настоящие подонки космополитического общества. И такие отбросы Габриэль выбрал себе в компанию! Словно он нарочно хотел продемонстрировать, насколько низко мог пасть.

Я был вне себя от возмущения. Как он посмел привести Изабеллу в такую компанию?

Но потом я взглянул на нее, и возмущение покинуло меня. Она не выказывала ни отчужденности, ни отвращения. Изабелла сидела, спокойно улыбаясь все той же слабой улыбкой девы Акрополя. Она была безукоризненно вежлива. Компания не оказывала на нее никакого влияния, точно так же, как ее не трогала убогая обстановка, в которой она жила. Я припомнил ее давнишний ответ на мой вопрос, интересуется ли она политикой. Тогда она довольно рассеянно ответила: «Это входит в наши обязанности».

Я понял: вечер в «Кафе-гри» также относился к категории обязанностей. Спроси я ее, какого она мнения об обеде, она тем же самым тоном ответила бы мне: «Мы даем такие обеды». Она относилась к таким вещам без возмущения, но и не проявляла к ним интереса. Просто Джон Габриэль так решил…

Я поглядел на нее через стол, и она улыбнулась мне. Ни к чему оказались мои мучения и обида за нее… Цветок может так же красиво цвести и на куче мусора, как на клумбе или где-либо еще. А может, он станет выглядеть еще красивее…

Мы покинули кафе в полном составе. Почти все были пьяны.

Когда мы ступили на мостовую, чтобы перейти улицу, из-за угла неожиданно и бесшумно выехала большая машина. Она чуть не сбила Изабеллу, но та вовремя заметила опасность и бросилась на тротуар. Я заметил, как побелело ее лицо, и увидел ужас в ее глазах… Машина, отчаянно гудя, покатила дальше, вниз по улице.