Ей не хотелось говорить громче. Ей вообще не хотелось
– Билл? Это Рози.
– Рози! – воскликнул он радостно. – Как ты? Как у тебя дела?
Его радость была откровенной и искренней, но Рози от этого стало лишь хуже. Как будто ей полоснули по сердцу ножом.
– Я не могу поехать с тобой в субботу, – быстро проговорила она. Слезы потекли еще пуще. Они были липкими и обжигающими, словно горячий жир. – Когда я тебе говорила, что я поеду, я была не в себе. Но я не могу. Ни в субботу, ни вообще.
– Что с тобой, Рози? Ты вообще понимаешь, что ты несешь?!
Рози была почти уверена, что он рассердится. Но в его голосе не было злости. В его голосе была только паника и – что еще хуже – полное замешательство. И это было невыносимо.
– Не звони мне и не приезжай, – сказала она. Неожиданно ей представился Норман. Образ возник в сознании с пугающей ясностью. Она буквально
– Рози, я ничего уже не понимаю…
– Я знаю. Но это и к лучшему, правда. – Ее голос дрожал и срывался. – Просто держись от меня подальше, Билл.
Она быстро бросила трубку на рычаг. Пару секунд она тупо смотрела на телефон у себя на коленях, а потом закричала в голос – это был крик, исполненный неподдельной боли, – и сбросила телефон на пол, оттолкнув его от себя обеими руками. Непрерывный гудок в отлетевшей трубке был до жути похож на стрекот сверчков, под который она засыпала вечером в понедельник. Ей вдруг стало невыносимо слушать этот кошмарный гудок. Ей казалось, что, если он не прекратится сейчас же, ее голова просто расколется на части. Она встала с кресла и, опустившись на корточки, выдернула телефонный шнур из розетки. А когда Рози попробовала подняться, ноги под ней подогнулись и она села на пол. И тут ее прорвало. Она уткнулась лицом в ладони и разрыдалась уже по-настоящему. Потому что ничего другого ей не оставалось.
Хотя Анна не раз повторила, что она ни в чем не уверена, – и Рози тоже не может быть в чем-то уверена, потому что это пока всего лишь подозрения и еще ничего не известно, – Рози