Роза Марена

Рози почти прикоснулась острием к бумаге, но потом отложила нож, взяла картину в руки и внимательно изучила нижнюю перекладину рамки. Попутно она заметила, что у нее дрожат руки. По рамке шла длинная и глубокая трещина – почти четверть дюйма в самой широкой части, – но это Рози не удивило. Она вернула картину обратно на стойку и, придерживая ее правой рукой, взяла в левую – в свою «рабочую» руку – нож и вновь поднесла его к бумаге с обратной стороны.

Не надо, Рози. Миссис Сама Рассудительность уже не вопила, она тихо стонала. Не надо, пожалуйста. Оставь все как есть. Это был вздорный совет. Очень плохой совет. Если бы Рози его послушалась еще тогда, в самом начале, она бы и по сей день жила с Норманом. Или умирала с Норманом, что было вернее.

Она разрезала бумагу вдоль нижней перекладины рамки – в том месте, где она раньше нащупала какие-то непонятные вздутия. На кухонный стол вывалились сверчки. Целых шесть штук: четверо дохлых, пятый еще шевелился, но явно на последнем издыхании, зато последний, шестой, был вполне бодр и весел – он принялся резко скакать по столу, пока не свалился в раковину. Вместе со сверчками на стол высыпалось несколько смятых травинок и розовых цветков клевера… и обрывок сухого листа. Рози взяла его со стола и поднесла к глазам. Это был дубовый лист. Совершенно точно.

Не обращая внимания на отчаянные завывания миссис Сама Рассудительность, Рози осторожно надрезала бумагу с обратной стороны картины по всему периметру вдоль рамки. Потом она убрала бумагу, и на стол высыпалось еще несколько «даров природы». Несколько муравьев (почти все дохлые, но три-четыре еще шевелились и даже пытались ползти), пухлое тельце мертвой пчелы, несколько белых лепестков ромашки – такой, на которой обычно гадают, обрывая лепестки: любит – не любит, – и два-три волоска, жестких и светлых. Рози осторожно собрала волоски и внимательно изучила их на свету. А когда она поняла, что это за волоски, ей стало не по себе. Она вся дрожала, как дрожит шаткая лестница под тяжелыми шагами. Ее правая рука, которой она придерживала картину, невольно сжалась еще сильнее. Рози ни капельки не сомневалась, что, если она отнесет эти волоски ветеринару и попросит его посмотреть на них под микроскопом, он ей скажет, что это шерсть пони. А если точнее, то это шерсть одного маленького и лохматого пони, который сейчас щиплет траву на высоком холме в другом, нарисованном мире.

Кажется, я схожу с ума, совершенно спокойно подумала Рози. Именно Рози, а не миссис Сама Рассудительность. Мысль всплыла из самых глубин ее существа – самого средоточия ее «я». Безо всякой истерики или паники. Это была просто мысль – рассудительная и спокойная, разве что чуточку удивленная. Рози смутно подозревала, что именно так – рассудительно и спокойно – старые люди размышляют о смерти и принимают ее неизбежность.

Но было одно небольшое «но». По-настоящему Рози не верила в то, что сходит с ума. Это был не тот случай, когда ты вынужден во что-то верить, потому что ничего другого не остается: например, когда врач говорит тебе, что у тебя неизлечимая болезнь – скажем, последняя стадия рака, – и тебе приходится в это верить и как-то с этим мириться. Она срезала бумагу с обратной стороны картины, и из-под бумаги выпала горстка травы, волосков и насекомых – в основном дохлых, но и живых тоже. Ну и что в этом странного? Пару лет назад Рози читала в какой-то газете заметку про женщину, которая совершенно случайно обнаружила целую пачку вполне ликвидных ценных бумаг под картонкой на обратной стороне старого семейного портрета. По сравнению с такой «запредельной» находкой пару дохлых жучков вряд ли можно считать проявлением потусторонних сил.

Но не все были дохлыми, Рози. И клевер был свежим, и трава была свежей, еще зеленой. Правда, лист был сухим, но ты сама знаешь, почему он сухой…

Потому что он был сухим еще там. На картине было лето, но ведь даже в июне в траве иногда попадаются сухие листья, оставшиеся с прошлой осени.

Поэтому я повторяю для тех, кто не понял: я схожу с ума.

Но вот в чем загвоздка. Все эти штуковины были здесь, на ее кухонном столе. Трава, цветы и букашки.

Штуковины.

Не какие-то галлюцинации или видения, а вполне материальные штуки, которые можно потрогать руками.