Рождение казака

– Руду добывать у нас дело весьма тяжкое. Она тут залегает не пластом, а гнёздами. Крестьяне как осень наступает, после окончания полевых работ кидаются «дудки» рыть. Это ямы такие, из которых руду достают. Они что колодец, тока без сруба. Один внизу куски руды откалывает и накладывает, а двое сверху вытаскивают бадью. Нередко земля обрушается. Или верёвка порвётся. Куски руды падают. Сколько уж народу полегло и не сосчитать. А крестьянам деваться некуда. Аванс денежный получат, чтобы оброк отдать по земским повинностям и на добычу. И там до самой весны горбятся. Промышленники богатеют, а люди гибнут. К тому же много кто круглый год обжигом древесного угля занят. Потому как домны без остановки работают. С ранней зари лес валят, палы готовят и день-деньской эти жигари дерево томят. Скоро и сеять некому будет. Уж почти семьдесят лет прошло с тех пор, как матушка Екатерина II указ издала, что леса вокруг Москвы сберечь надобно. Промышленники ведь рубили дерева на дрова без устали. Так по её повелению на двести вёрст в каждую сторону от столицы все заводы-то и закрыли. Баташёвы сюда приехали. Прикупили у коллежского асессора чугунолитейный и железоделательный завод на реке Илёвке. Производство здоровски наладили, расширяться стали. Реки запрудили для нужд своих. Много тепереча их заводов по средней части реки Оки построено. Поди штук пятнадцать. Лесная вольница** в послушные рабы к промышленникам подалась.

Паша, пытаясь не терять бдительность, мимолётно подумал: «То-то ты и печёшься, наверное, что братья разбойники совсем покинули. Грабить сложно стало малым составом, а жить сладко без напряга нравится».

Тем временем Харитон Алексеевич продолжал:

– Царьками чувствуют себя здесь Баташёвы. Заводчики злодеяния и бесчинства творят. Насилие и жестокое обращение с простым людом за порядок взяты. Мрут как мошки рабочие и мастеровые и от жара нестерпимого, и от порки жёсткой. Покровители у этих промышленников сильные при дворе императорском. Как ни как сам адмирал Ушаков признавал, что войну с турками выиграли и благодаря Баташёвским заводам. Эх, были бы ближе, уже подыскал на них управу, но далече от нас до столицы. Безнаказанность надобно эту прекратить. Для того ты нам, браток, и понадобился.

Степанцев нечаянно икнул, закашлялся и присел за край стола:

– То, что вы рассказываете, звучит хуже некуда. Но как я могу помочь? Ну, устроюсь я на работу конвоиром. И что? Я тоже должен буду пороть непослушных рабов или что там ещё для наказаний придумывают? Чем это поможет?

Елена Юрьевна, тайно слушая разговор, пыталась представить, что на самом деле происходит. Она не видела говорившего, но чётко читала между строк, что Харитон Алексеевич далеко не простачок, каким хочет казаться. Она не верила его глубоко нравственному порыву, но не могла сообщить сыну свои опасения, да и толку от них сейчас было мало. Поэтому психологу оставалось лишь уповать на то, что Паше удастся избежать приготовленной западни.

Фыркнув как кот, Прокоп Алексеевич перевёл внимание на себя:

– Как там тебя?

– Павел.

– Так вот, Павлуша. Народ у нас бесхитростный, да не глупый. Коли не будет оплаты, то и биться почём зря никто не станет.

– То есть?

– Мы хотим выяснить, когда денежки повезут на завод. И сделаем так, чтобы они туда доставлены не были. Народ перебьётся чуток, при надобности охотой и рыбной ловлей выплаты по оброку как раньше справит.

– Так если у вас деньги будут, может рабочим раздать, раз вы так обо всех печётесь? – выпалил Паша.

– Не пойдёт сынок, люди, да и жандармы сразу дознаются, откуда нам богатство досталось.

– Хе-хе. Получается, вы хотите чужими руками жар разгрести…

– А ты не торопись, посиди, подумай, – не дожидаясь ответа, Прокоп Алексеевич встал и вышел в сени.

Тотчас появился кривоногий и сопроводил Степанцева в тёмный бревенчатый погреб, где светом служило лишь тонкое решётчатое оконце у самого потолка. Едва затихли удаляющиеся шаги, как Елена Юрьевна попросилась на свободу. Паша приоткрыл мешочек и выпустил ангела-хранителя.

– Сынок, они обманывают, не верь им! Нельзя иметь дело с этими бандитами! – затараторила мама.

– Сам знаю! Ситуация патовая как не поступи, всё плохо! – гаркнул Паша и чуть тише прибавил: – Выбираться всё равно нужно. А кроме как сотрудничества я выхода пока не вижу. Дай мне подумать.

* шугай – короткополая верхняя одежда из толстой шерстяной ткани с рукавами, оторочена мехом.

**лесная вольница – группы разбойников, сформировавшиеся из тех, кто сбежал в леса от подневольной жизни, преимущественно беглые крепостные.

Глава 20

Затхлый влажный воздух вперемешку со зловонием от мышиного помёта постепенно сковывал сознание изрядно продрогшего Степанцева. Паша притулился к старым доскам, которые собрал в углу тесного помещения и смотрел на пылинки, летающие в тусклой полоске света. Нестерпимо хотелось пить и есть. Он не знал, сколько находится взаперти. Сутки, может быть двое. Мама ещё обижалась и молчала.