Рождение командира

А по лесной дороге шел остальной расчет пушки около своего орудия. На конях сидели Атмашкин и парнишка. Лейтенант шел рядом, дыша лесной свежестью. Все в душе его открывалось навстречу тому родному и спокойному, что было еще не близко, но наступит. Будет продолжаться жизнь, в которой, он помнит, как совсем маленький сидел перед фотоаппаратом, обняв любимого щенка, и улыбался. Карточка и сейчас, наверное, стоит у матери на комоде. Помнит, как он входил в светлый класс и лица ребят оборачивались ему навстречу. И тот день, когда в железнодорожном клубе своего города — отец его был машинистом! — вышел на сцену и пел: «Скажите, девушки, подружке вашей…», и сам услышал, как верно и прекрасно зазвучал его голос. И все окружили его, и он, уже кончавший школу мальчик, с серыми ясными глазами и светлыми волосами, радовался, что вот так хорошо получилось. Потом — на второй год войны — краткосрочные арткурсы и… напряженный, опасный боевой труд на фронте.

Сейчас, отдыхая на ходу после трудного дня, он думал, как случилось, что их батарея оказалась одна против танкового заслона немцев под Несвижем. Он догадывался, что после их отъезда из Траянова шедшая впереди 9-я кавалерийская дивизия на марше получила новую задачу и повернула куда-то в другом направлении. Лейтенант не мог знать, что машина, посланная им с приказанием сдать раненых, выехала к развилку дорог, когда конники уже повернули к Столбцам, о чем шофер Беляев догадался по следам, оставленным копытами коней и колесами обоза. Беляев поехал туда, где оставалась третья машина их батареи, и нашел ее на месте. Оттуда раненых направили в лес на медпункт 2-й зенитной дивизии, а машину он повел обратно, как оказалось, навстречу своему лейтенанту и всему уцелевшему в неравном бою расчету орудия. Лещенко не знал, как произойдет их встреча, но ему были известны сметливость и точность Беляева в выполнении полученных приказаний. На это Лещенко мог надеяться.

Ему и в голову не приходило, что за этот бой с сильным танковым заслоном, оставленным под Несвижем 4-й танковой дивизией немцев, его представят к званию Героя Советского Союза. Они делали все, как полагается. Как же иначе? Не глядя, он видел всех своих дорогих ему людей, слышал их шаги, чувствовал, как надежно и легко шагает позади своей пушки Снегур, как тихонько поскрипывают под тяжестью станин маленькие деревянные колеса передков водовозки. Они тарахтели сначала, и Снегур распорядился обернуть их тряпьем. Глазырин и Рублев уверяли, что теперь они скрипят совсем, как у них в деревне. И лейтенант сказал, что это ничего, это мирный звук, простой, и даже лучше, что он сопровождает орудие, бывшее уже много раз грозным для врагов этой прекрасной мирной жизни, которая непременно наступит.

● Москва

1965 г.

ТАКАЯ ДЕВУШКА

Медсанбат Н-ской стрелковой дивизии, где Лиза работала сестрой, разбомбили вражеские самолеты. Случилось это во время весеннего прорыва немцев на Лозовую — Барвенково в 42-м году. Одни наши части вынуждены были спешно отходить, другие оставались прикрывать их. Движение на дорогах смешалось, у мостов скоплялись машины, немецкие самолеты бомбили переправы.

Лиза, посланная на полковой медпункт с санитарной машиной, забрав раненых, возвращалась к себе в лес, где был расположен их медсанбат. Они с шофером едва узнали свое место. Сосны, перебитые осколками, склоняли к мокрой земле зеленые свежие вершины; на поляне где раньше стояла большая палатка, что-то дымилось и пахло гарью, тут же лежало четверо раненых и среди них врач Шкляев на носилках, с забинтованной грудью. Две сестры медсанбата, Наташа и Оля, сидели около них, кутаясь в ватные куртки: ожидали последнюю машину, ту, на которой приехала Лиза.

Взглянув на куски обгоревшей парусины, пятна крови на затоптанной траве, на свою машину, полную раненых, где уже не было места даже стоять и куда все-таки в кабине с шофером устроили Шкляева, Лиза и обе девушки пошли на Алексеевку через хутор Песчаный. По этому направлению, узнали они, двинулись машины медсанбата, туда повезли раненых. У девушек было немного хлеба, и, взяв вещевые мешки, они отправились догонять свою часть. Было два часа дня; бой на передовых ни на минуту не затихал.

Лиза пошла вперед, и девушки двинулись за ней. Она казалась им старшей, может быть потому, что у нее, веселой и живой, нередко бывали дни глубокой задумчивости. Чем-то она отличалась от них. Они рассматривали ее с наивным простодушием молодых девушек, желающих убедиться, что они красивее подруги. Они почти успокаивались на этот счет, пока какое-то особое выражение лица Лизы не повергало их снова в сомнение.