В танке открылась крышка люка. Высунулась голова и плечи немецкого офицера. То опуская, то поднимая бинокль, он вел его… И остановил в направлении завода. Несколько секунд он смотрел. Лещенко, не сводя с него взгляда, углом глаза видел все поле боя со всеми перемещениями на нем. Немец юркнул внутрь танка, люк за ним опустился. Танк рывком сдвинулся с места и пошел к заводу, башня его стала быстро разворачиваться на орудие Лещенко.
Своя команда: «Огонь!» показалось лейтенанту, прозвучала негромко. Необычно резко видел он сейчас всё: и своих людей, и орудие. Нагнувшись, Арбаев смотрит в окуляр, руки его легко подвертывают маховички механизмов: он не отпускает из перекрестья прицела идущий танк. Небольшое ухо наводчика, потемневший от пота край пилотки на запыленных коротких волосах, напряженные мускулы шеи, угол щита, вмятину от пули на нем, выкрашенные зеленым станины, — сколько мелких деталей увидел Лещенко за секунду, протекшую от его команды до знакомого резкого звука своего выстрела…
Привычно вздрогнул и откатился назад ствол пушки. Снаряд попал в крышку люка. От танка по щиту ударили пули.
Орудие зарядили вновь. Танк проскочил полсотни метров от перекрестка, стреляя на ходу по заводу. Сзади пушки у сарая с особым звуком раскалывания, точно треснуло что-то, разорвался один, за ним другой снаряд. Осколки ударили среди людей расчета. Палеев вздрогнул и вскочил со своего места.
— Куда? — крикнул Снегур. — Дурная голова!
Палеев снова присел к ящику, откуда вынимал и подавал снаряды.
— А ну, пусти, пусти! — бешено крикнул лейтенант. Отстранив рукой Арбаева, он подскочил к панораме и стал наводить… — Веду, веду его! — говорил он вслух. — О-гонь!
Он попал прямо в борт танка. Танк задымился и встал.
Лещенко перевел дух: так и должно быть! Уверенность в точности своих действий у него была такая, что за миг до выстрела он уже знал, куда попадет. Разорвавшийся рядом снаряд обдал его землей, и он пригнулся, едва ли заметив это сам. Себя, своего тела он не чувствовал, оно было где-то не с ним.
И тут же он увидел, как справа по ближней дороге между деревьями с шумом и лязгом гусениц, как кабан, на середину посадки стремглав выскочил тот, другой, танк и, все время стреляя, на большой скорости понесся по полю тоже к заводу.
Пушку мгновенно развернули ему навстречу. Наводя перекрестье тонких черных нитей на цель, Лещенко нащупывал, куда стрелять, но видел лишь лобовую броню. «Надо сюда, под гусеницу. Развернуть его боком! Так, так… Давай, давай ближе…»
Метрах в двухстах от завода, когда лейтенант уже решил стрелять, танк вдруг сполз правой гусеницей в старый окоп и неожиданно повернулся бортом к пушке. Лещенко воспользовался этим, выстрелил.
Танк дал белую вспышку дыма, перешедшего в клубы черного с языками желтого пламени. На лейтенанта нанесло запах пороховой гари и смрад горящей резины. Как вытолкнутые пружиной, два немца выскочили из этого танка и побежали в сторону леса. С конца насыпи Юсупов дал по ним две короткие очереди из пулемета.
— Попал, однако! — крикнул Глазырин.
В горящем ближнем танке стал взрываться боекомплект. Все происходило с такой быстротой и четкостью, как будто Лещенко не сам вызывал эти действия, а смотрел со стороны на кого-то, действующего безупречно правильно. «Все равно они не смогли захватить нас врасплох, не смогли!..» К прицелу снова стал Арбаев. Лещенко вытер ладонью пот, катившийся градом по лицу и груди.
По дороге от Несвижа, только что миновав перекресток, шел на полном ходу еще один танк. Первым выстрелом по нему Арбаев заклинил башню. От второго — танк вспыхнул.
— Так-то лучше, — сказал лейтенант, — молодец Арбаев!
Возбужденный происходящим, в мокрой от пота рубахе, он увидел Атмашкина, с длинной его шеей и голубыми глазами на курносом лице, Снегура, всех остальных. Поймал напряженный взгляд Палеева. Глядя на командира, он сказал виновато:
— Теперь немцу вовсе капут!
— А говорил: «Ну, мы пропали!» — подмигнув, легко усмехнулся Снегур.
— Почему-то боюсь до первого танка. Потом ничего…
— А ты бойся, да бодрись! — посоветовал Снегур.
Лещенко продолжал наблюдать: из появившихся вдали немецких танков два, видимо, поостереглись, вошли в рожь, стреляя, — подкалиберный снаряд с противным визгом дал рикошет, — развернулись и ушли вправо от шоссе. Два других повернули обратно. Первый, подбитый между перекрестком и заводом, горел вспышками, будто кто-то набирая духу, раздувал в нем жаркий, неистовый пламень.
Надо было воспользоваться передышкой: огневую позицию сменили.
Бойцы, кто без пилотки, кто с распахнутым воротом, горячие от напряжения, заговорили, повторяя, как повернулся танк «на миг один», как его подбили, и как Юсупов «не прозевал» бежавших к лесу немцев.