Хиксон утверждает, что кризис и реакция правительства не носили монетарного характера, поскольку правительство по-прежнему полагалось на кейнсианские методы регулирования цен и доходов и увеличивало государственные расходы после кризиса, в 1977–1979 гг. Вместе с тем он считает, что экономическая стратегия изменилась до кризиса МФВ, а не после него. Кризис «не стал причиной нового подхода к налогово-бюджетной и денежно-кредитной политике, поскольку снижение государственных расходов, лимиты наличности и ориентиры по денежной массе были введены раньше декабря 1976 г. и уже было принято решение отказаться от исторической цели, полной занятости»
. Это было равнозначно «сдвигу общей политической парадигмы». Письмо-обязательство, которое Хили направил в МВФ, «имело символическое значение, ибо служило официальным подтверждением того, что правительство отказалось от идеи полной занятости и от послевоенного консенсуса»[666]. По словам Питера Джея, который, будучи советником Каллагэна, принимал непосредственное участие в этих событиях, правительство было вынуждено признать монетаристскую критику управления спросом: «Действительно, в экономической схеме был изъян, и левые, и правые уже начинали осознавать этот изъян, эту проблему, и пробовали как-то её решить. И нетрудно убедиться — прежде всего на примере того, что предпринималось при Каллагэне и Джимми Картере, — что меры именно по этим вопросам были приняты раньше и были более основательными, чем все, что родилось впоследствии в результате неолиберального консенсуса. Поэтому пытаться рассказывать всякие сказки, будто это была какая-то идеологическая эволюция, революция или контрреволюция, это, я считаю, значит грубо искажать реальные факты, искажать саму историю, которая гораздо сложнее и прозаичнее того, что нам пытаются внушить»[667]. Как отметил Джей, аналогичный процесс приспособления к новой экономической реальности разворачивался и в США при Джимми Картере.Левые обращаются к монетаризму. 2: Джимми Картер и Федеральный резерв Пола Волкера