Рождение неолиберальной политики

Эти модели и основанные на них продукты вовсе не устраняли риск, а просто маскировали реальную стоимость этих активов. В погоне за прибылью банки нарастили кредитное плечо до скандально астрономических величин, в некоторых случаях до 30 к 1, изыскивая финансирование где только можно и нельзя. Рейтинг ценным бумагам, построенным на базе закладных, присваивали агентства Standard & Poor’s, Moody’s и Fitch Group. А рейтинговым агентствам, которые присваивали высший рейтинг ААА самым рисковым из всех активов, платили те самые компании, которые заказывали рейтинги. Вся эта конструкция рассыпалась, когда трейдеры, движимые стадным инстинктом, почувствовали, что крупные банки и страховые компании рискуют сверх допустимого, всей толпой бросились продавать, и рынок рухнул. Один за другим рушились и банки: Northern Rock и HBOS в Англии, Bear Sterns, а затем, с самыми опустошительными последствиями, в сентябре 2008 г. Lehman Brothers, Citibank, Morgan Stanley и даже считавшийся самым искушённым Goldman Sachs балансировали на грани, пока им на помощь не пришли политики и налогоплательщики в лице принятой администрацией Буша-младшего Программы выкупа проблемных активов.

Второе объяснение, особенно популярное среди консерваторов, называло главной причиной кризиса ошибочную политику администраций Картера и Клинтона. Демократов обвиняли в том, что они поощряли выдачу дешёвых кредитов и ипотек тем, кто на самом деле не мог себе этого позволить. Сначала закон о реинвестициях в местные сообщества 1975 г. обязал банки кредитовать поселения с низкими и невысокими доходами. А потом, как считалось, с 1995 г. и далее «Фанни Мэй» (Федеральная национальная ипотечная ассоциация) и «Фредди Мэк» (Федеральная корпорация жилищного ипотечного кредита) проводили неправильную политику по указанию руководителей Министерства жилищного строительства и городского развития. Министерство смягчило ограничения на ипотечное кредитование людей с низкими доходами, которые реально не могли позволить себе такой кредит. Политика поощрения частного домовладения среди бедных, указывали критики, сочеталась с циничной практикой «завлечения, и подмены», к которой прибегали беспринципные кредиторы; в результате держателей ипотеки поощряли рефинансировать кредиты путём закладывания своих домов ради получения наличных. Ужасающим результатом этого хищнического кредитования и легкомысленного согласия на кредит стала культура, побуждавшая жить не по средствам и питавшаяся в том числе мифами о бесконечном процветании. (Правда, следует отметить, что большую часть проблемных кредитов выдали не «Фанни Мэй» и «Фредди Мэк», а частные кредиторы.)

Наконец, третья версия считает главной причиной финансового кризиса саму неолиберальную политику. Дерегулирование финансовых рынков отменило все предохранительные меры, которые последовательно вводились в США и в Англии со времён Нового курса, и в особенности разграничения между коммерческими и инвестиционными банками, установленные в США законом Гласа — Стигелла (1933). В США финансовое дерегулирование началось ещё при Картере с принятием закона о дерегулировании депозитных учреждений и денежно-кредитном контроле (1980); этот закон смягчил ограничения для банков и расширил их кредитные возможности. В Англии Тэтчер и её министр финансов Джеффри Хоу в числе первых шагов правительства в 1979 г. отменили валютный контроль. Дерегулирование продолжилось в 1980-х годах, когда Рейган либерализовал финансовый сектор с помощью таких мер, как закон Гарна — Сен-Жермена о депозитных учреждениях (1982); этот закон разрешил банкам выдавать ипотечные кредиты с плавающей процентной ставкой. В Англии Тэтчер в 1983–1986 гг. провела «взрывное» дерегулирование лондонского Сити. Затем, в 1990-е годы, этот процесс был ускорен при Билле Клинтоне, Тони Блэре и Гордоне Брауне, которые предпочитали регулирование путём «лёгкого прикосновения».